Через Ла-Манш

В КЕНТЕ

Наша первая остановка в Кенте — Фолкстон. Что ждет путника в этом месте? «Традиционный приморский городок с ларьками морепродуктов и мороженого и несколькими неплохими ресторанами. Плюс безопасный пляж для детей», – гласит один из наиболее доброжелательных отзывов на сайте TripAdvisor. Но рядом есть кое-что необычное – заповедник Самфайр Хо, искусственно созданный из отходов от строительства Евротуннеля. По официальной информации, 4,9 млн кубометров известкового мергеля было выложено у подножия белых скал, и теперь там красивый пустынный пляж и множество маршрутов для прогулок. Правда, попасть туда можно только на машине – через небольшой туннель в скале.

Там, где встречаются Северное море и Английский пролив, лежит Маргейт – еще одна интересная точка на карте побережья Кента. Среди достопримечательностей – гигантская надувная горилла, покачивающаяся на ветру на крыше видавшего виды зала игровых автоматов, в котором спускается немало пособий по безработице. В пасмурный день это зрелище может вдохновить любого режиссера кино в стиле арт-хаус или автора песен для эмо-групп. Несколько лет назад за этот город взялись урбанисты-модернизаторы, и теперь здесь есть даже галерея современного искусства и яркий хипстерский квартал, который как будто подъемным краном перенесли сюда из передового Восточного Лондона. Несколько десятилетий назад, еще до того как британцы открыли для себя пляжи Испании, Маргейт был одним из популярнейших курортов Британии. Но когда начался бум путе шествий за границу, Маргейт постигла судьба многих британских прибрежных городов– зимой они невероятно унылы, а в остальное время – просто унылы. Еще пять лет назад казалось, что Маргейт – город теней, но в 2011 году на самом берегу открыли быстро ставшую популярной галерею имени художника Тернера, который жил в этих местах, куда потянулись критики и простые любители искусства из Лондона. А в «креативном районе» старого города стали открываться недорогие ретробутики, букинистические и антикварные магазинчики, кафе и маленькие арт-галереи. Все они сосредоточены на нескольких мощеных улочках, по которым гуляют девушки с накрашенными красной помадой губами, в платьях пятидесятых годов и юношами со стрижками военных лет в твидовых жилетах. Все вместе это выглядит идиллически и точно не имеет ничего общего с миром надувных горилл на крышах залов игровых автоматов.

Нужно добавить, что туристический успех Маргейта у британцев викторианской эпохи объяснялся еще и тем, что на этой части кентского побережья расположены просторные песчаные пляжи. Если посмотреть в интернете время прилива и выбрать не самый популярный отрезок побережья, то летом в этих местах можно и загореть, и даже поплавать – особенно в августе, когда температура воды поднимается до 17-19 градусов.

На кентском побережье есть несколько городов, ассоциирующихся с Чарльзом Диккенсом. Свои летние каникулы писатель 22 раза провел в Бродстэрсе, который граничит с Маргейтом. Здание на побережье, где он написал «Дэвида Копперфильда», теперь называется Bleak House («Холодный дом», по аналогии с названием другого романа), и хотя сейчас оно в частных руках, множество писем, предметов мебели, документов и прочих артефактов можно увидеть здесь, в музее Диккенса. Летом в Бродстэрсе проходит диккенсовский фестиваль, на который взрослые люди наряжаются в тщательно пошитые костюмы девятнадцатого века и разгуливают по улицам города, изображая мистера Пиквика, мисс Хевишем, Фейгина и других персонажей Диккенса. 

ЧЕРЕЗ ПРОЛИВ

Основной маршрут переправы через Ла-Манш – Дувр-Кале. В этом месте пролива, который тут все называют только English Channel, расстояние между Британией и материком – наиболее короткое, около 32 км, и этим уже много веков пользуются путешественники. Кто-то – с целью завоевать Британию, как норманны. Кто-то – поставить рекорд на недавно изобретенном самолете, как пилот Луи Блерио. Кто-то – одолеть эти 32 километра вплавь ради личного достижения или для сбора денег на благотворительность, как сотни пловцов, которым это удалось.

В наши дни море пересекают паромы нескольких компаний, которые в борьбе за выживание предлагают большие скидки: билет туда-обратно на день можно найти за 25 фунтов (30 евро) для машины или всего за один фунт (1,16 евро) для пассажира на своих двоих. Из Британии во Францию едут просто так – чтобы сменить обстановку, ощутить языковой барьер, быть обруганным высокомерным официантом и съесть круассан. А также по делу – в так называемые booze cruises, «круизы за выпивкой». Хотя в последние годы за выпивкой едут все реже из-за уменьшившейся разницы между курсами фунта и евро.

Путешествие в одну сторону занимает около полутора часов, при этом можно прогуляться по салонам парома, выйти на палубу и найти кофе предприимчивой сети Costa. Проверка документов при посадке с британской стороны похожа на формальность, зато с французской она намного жестче. Паром Кале — Дувр – последний этап путешествия для беженцев и нелегальных иммигрантов, которые хотят оказаться в Англии, поэтому в обоих городах есть депортационные центры. Но отлов нелегалов не единственное, чем известен Дувр. В ясный день с прогулочной тропы, идущей по белым скалам вдоль побережья, видны Франция и рассекающие воду в обоих направлениях белые паромы. Хорошо сохранился знаменитый Дуврский замок 12 века, который столетиями отбивал у потенциальных захватчиков охоту соваться в Кент. Во времена Наполеоновских войн там были вырыты туннели, впоследствии прозванные «туннелями Черчилля». Во Вторую мировую войну они были превращены в военный штаб и госпиталь. Сейчас туда водят экскурсии. Другой способ попасть из Дувра в Кале – на поезде через Евротуннель, который выходит из-под воды в том самом Фолкстоне. Полсотни километров пути под толщами морской воды преодолеваются за 35 минут, причем можно путешествовать или в комфортном поезде «Евростар», или с автомобилем в отсеке поезда-«шаттла», представляющего собой, если начистоту, простую железную коробку. Евротуннель быстрее, зато паром — дешевле.

В НОРМАНДИИ

У Франции есть два ярких полюса – юг, то есть Лазурный берег (Ницца, Канн и т. д.) и север – Нормандия. Понятно, что на юге куда теплее (купаться в море можно даже в ноябре), но и у побережья Атлантики немало поклонников. История Нормандии сложная, многослойная. С давних пор сюда стремились многие племена и народы, которых привлекало заманчивое местоположение этого края: удобно для рыболовства и земледелия, щадящий благодаря Атлантике климат, да еще много гаваней, позволяющих заняться любым промыслом – от добычи мидий до пиратства. Много столетий в Нормандии продолжалась обычная средневековая сумятица битв и раздела территорий. К 18 веку все устаканилось. В 19 веке эти места облюбовали художники, писатели, композиторы, поэты. А в июне 1944-го союзники выбрали Нормандию как форпост для борьбы с нацистской Германией.

Первый раз в Довиль, один из самых живописных городков Нормандии, я попал в ненастный полдень. По счастью, к вечеру распогодилось, я вышел прогуляться, едва прошел по гравийным дорожкам и ахнул: кругом одни яблони! И – много-много яблок, и на ветвях, и на земле.

О яблоках я вспомнил, попав на следующий день в одну из дистиллярий, где производят всемирно известный нормандский кальвадос. Мишель Пуллен, специалист по купажу, особым стеклянным пробником доставал из разных бочек кальвадос тех или иных лет выдержки и наливал его в дегустационные бокалы. С годами кальвадос обретает особый аромат, в котором живут пряные запахи поздней осени, табака, благородного старого дерева.

Долгое время кальвадос, который делают из сидра (забродившего яблочного сока), перегоняя его на спирт и выдерживая в дубе, оставался в тени коньяка, хотя по вкусовым достоинствам он не уступает собрату ни в чем; многие гурманы ставят его даже выше.

Кальвадос, подобно коньяку и арманьяку, великолепен в качестве аперитива и дижестива. В Нормандии существует традиция пить кальвадос в течение всей трапезы. Она родилась в старину во время долгих застолий – когда человеку казалось, что съесть больше уже невозможно. Однако достаточно было выпить рюмку кальвадоса – и аппетит возвращался: снова хотелось отведать сырную тарелку (камамбер, ливаро, нешатель, Пон-Левек), свиные отбивные, обжаренные с яблоками, форель, тушеную в горшочке с овощами, мидии в сливочном соусе, блинчики ки из гречневой муки, рубец со сметаной и горчицей, домашние кровяные колбасы, яблочный торт со взбитыми сливками…

После визита в дистиллярию и обеда в местном ресторанчике самое время отправиться на здешний ипподром – в Довиле проходят состязания, на которые приезжают со своими скакунами (и, естественно, жокеями) даже арабские шейхи. Любопытная деталь: отъедешь от любого нормандского городка на пару-тройку километров – и почти непременно встретишь пастбище с несколькими лошадьми. Пасутся свободно, даже не стреноженные. Разумеется, лошадки не спортивные, а обычные, фермерские. Очень ухоженные, чистые, гладкие, впрочем, как и все в Нормандии. В этом краю потрясает невероятно нежное отношение людей к родной земле. Не буду описывать дома в стиле фахверк, обвешанные цветочными горшками, аккуратные дорожки, «живые» изгороди. Скажу лишь, что «развязки» на дорогах Нормандии – исключительно круговые и все они украшены ландшафтными дизайнерами. Однажды в центре такой развязки я увидел огромную «виолончель», сотворенную из кустарника! Еще о Довиле: помимо прочего он знаменит огромным пляжем из досок экзотического африканского дерева, которое не боится воды и, соответственно, гниения. На пляже установлены кабинки для переодевания, и на некоторых из них красуются мемориальные таблички с именами голливудских звезд, когда-то побывавших здесь.

«Ключевые» города Нормандии – Руан, уже упомянутый Довиль, а также Онфлёр и Трувиль, прославившиеся благодаря парижской богеме 19 века, которая «внезапно» полюбила эти места и бросилась скупать или строить виллы. Руан, конечно, известен более других – здесь в 1431 г. казнили Жанну д’Арк, а спустя четыре с лишним века Густав Флобер написал «Мадам Бовари», один из самых известных французских романов позапрошлого века. Став знаменитостью, Флобер перебрался в Довиль, где приобрел потрясающей красоты виллу в стиле модерн. В 1920-е годы ее купил американский бизнесмен, а после второй мировой выкупил муниципалитет. Теперь это дом приемов, в любой день открытый для бесплатного посещения, если только его не арендовали под «корпоратив» или свадьбу.

В Онфлёре, чудесном приморском городке, можно сказать, родился импрессионизм. Именно здесь Клод Моне был очарован «северным светом», которого нет в срединной Франции. Особенность нормандского солнца в том, что он идет как бы «снизу», создавая мир объемный, рельефный и при этом легкий, воздушный, с «плывущим» горизонтом. Свет текуч. А значит, текуч и цвет! Впечатление, «импрессия» – вот что важнее академической прорисовки, решил художник. И оказался прав.

Понятно, что нынче на улицах Онфлёра не встретишь Моне и Писсарро (хотя копиистов хватает), но живописность здешних мест никуда не исчезла. Любуясь чудесными пейзажами, дойдешь до набережных: рыбацкие катера, причальные канаты, пикирующие чайки, соленый ветер. А на уличных лотках лежат горы живописных морепродуктов: мидии, вонголе, устрицы, выловленные всего пару-тройку часов назад. Мы решили купить пару дюжин устриц. Узнав, что я и мои друзья – российские журналисты, доброжелательные продавцы не взяли с нас денег, опровергая миф о скупости французов.

В Нормандии я видел многое, но, пожалуй, более всего поразил Мон-Сен-Мишель. Это одно из самых удивительных мест в этих краях. Перед вами – 75-метровая скала, которую большую часть суток омывает прибой. Есть узкий перешеек, по которому можно добраться к скале в недолгие часы отлива. И вот на ней возник поразительный, уникальный архитектурный ансамбль – «многоэтажный» монастырь, он же крепость Мон-Сен-Мишель. Поскольку строился он 500 лет, стили зданий разные – романский, пламенеющая готика и так далее. Мон-Сен-Мишель одно из немногих мест Нормандии, которое не смогли захватить англичане во время столетней войны. Крепость сдалась позднее, причем, своим, а именно Наполеону, упразднившему монастыри как рассадники мракобесия и тунеядства. Монахов из Мон-Сен-Мишеля прогнали, а сам монастырь превратили в тюрьму. Решение весьма практичное: бежать отсюда нереально – разве что попытаться повторить подвиг Монте-Кристо с полной гарантией сломать шею или окочуриться от холода. Графу было много легче: во-первых, нырял в глубокий залив, поскольку сидел в тюрьме на острове близ Канна, а во-вторых, и температура моря на Лазурном берегу градусов на 15 выше, чем на атлантическом побережье. Ныне основная часть монастыря превращена в музей и местные экскурсоводы с гордостью демонстрируют ворот (типа колодезного) и бадью, в которой поднимали еду для заключенных (камеры находились в кельях на вершине скалы). Малую часть монастыря в наше время вернули католикам – ныне там тихо-мирно проживают с десяток монахов. Живут в нижних кельях. А наверху, на самом верху скалы, есть анфилада колонн с чудесным садом. Завидую его садовнику.

Приятно, должно быть, долгим зимним вечером, когда ветер с опустевшего пляжа швыряет песок в закрытые ставни твоей виллы, когда чайки с пронзительными криками пролетают над церковью Святой Екатерины, похожей на огромный перевернутый шлюп, когда монахи-бенедиктинцы в Мон-Сен-Мишеле молятся о заблудшем человечестве, устроиться у камина в низком кресле, набросить на колени плед, погладить по голове любимого спаниеля, и, отпив глоток 50-летнего кальвадоса, спросить себя: «А что, собственно, еще нужно для счастья?»

Текст: Анна Дородейко (Кент), Александр Лаврин (Нормандия) Фото: Анна Дородейко, Александр Лаврин, istockphoto.com