«Главное – никогда не идти на компромисс»

Рита ЧИРИО

— Когда появилась у вас идея экранизировать книгу Деблина «Берлин, Александерплац»? Может быть, она возникла во время съемок фильма «Германия осенней порой»? Там есть эпизод, где вы бродите по дому, держа в руках этот роман.

— Она зародилась гораздо раньше. Я впервые прочитал роман Деблина, когда мне было 14 лет, и уже тогда он поразил меня. Я родился и вырос в Мюнхене, который, кон6ечно, не сравнить с Берлином, описанным у Деблина, но при чтении романа мое внимание приковало описание жизни большого города. Именно ее я постараюсь передать в фильме.

— В романе имеются явные намеки на поднимающий голову фашизм. Какое место займет этот вопрос в вашем фильме? Учитываете ли вы неофашистскую угрозу, существующую в Западной Германии сегодня?

— Угроза фашизма в Западной Германии существовала всегда. Однако это не значит, что нацизм может вернуться в том же виде, каким мы его помним, — со свастикой и всем прочим. Он будет проявляться в иных формах, однако питательная среда у него та же, что и раньше. Сегодня неонацизм куда более коварен, и борьба с ним предстоит трудная. Чтобы пробить себе дорогу к власти, он уже использует более замаскированные приемы. В этом смысле можно сказать, что историческая ситуация усложнилась.

— В фильме «Третье поколение» вы изобразили террористов как марионеток капитала. Не являются ли они предвестниками неофашизма в вашем понимании?

— Террористы в «Третьем поколении» — это не что иное, как резервная репрессивная армия нашей системы, которую капиталу пришлось ввести в действие. Они отказались от главной цели, составляющей суть террора вообще, — расшатывать устои государства. К помощи этих людей прибегают как к орудию для проведения наиболее изощренных видов репрессий. В моем фильме эти люди, сами того не ведая, получают финансовую поддержку от одного промышленника, который наживается на социальной нестабильности. А потом, натянув маски на физиономии, они его же и похищают.

— Можно ли назвать ваши фильмы политическими в том смысле, в каком это понятие применяется, например, к современному социальному кино в Италии?

— Мои фильмы, безусловно, принадлежат к жанру политического кино, но все же не в том плане как картины Дамиани, Беллокио, Рози. Для меня задача политического кино состоит не в том, чтобы давать однозначные ответы, предлагать идеальные политические модели. Я думаю, что фильм должен предоставлять публике возможность делать собственные выводы, составить свое мнение о той или иной политической проблеме, которую затрагивает картина.

— Иногда вы сами становитесь продюсером своих фильмов, подчас снимаете на крупных киностудиях, таких, как «Баварня – фильм», или на телевидении. В какой степени повлияли на ваши политические ленты различные источники финансирования?

— За последние 10 лет я снял 35 лент, одни с минимальными затратами, другие с крупными расходами. Надо уметь использовать возможности и проявлять гибкость. Разумеется, такой фильм, как «Третье поколение», иначе, как независимо от больших киностудий, и сделать было невозможно. Самое главное – никогда не идти на компромисс, не соглашаться на внесение изменений в содержание.

— Приходилось ли вам когда-нибудь сталкиваться с цензурой?

— Да, мне, например, запретили снимать фильм по одному из романов Густава Фрайтага на том основании, что при современном прочтении этого романа в нем можно усмотреть антисемитскую направленность. Я же хотел показать именно этапы зарождения антисемитизма в массовом сознании в такой стране, как Германия. Мне не дали сделать фильм, потому что я пытался продемонстрировать, как антисемитизм появляется и развивается параллельно с развитием западногерманского общества.

— Какие жанры кино вы предпочитаете?

— По-моему, дело не в жанре, а в форме, в которой можно донести до зрителя ту или иную тему.

— Вы оставили театр ради кинематографа. Помогает ли вам сегодня опыт работы в театре?

— Я вовсе не исключаю возможности в будущем вернуться в театр. Но сейчас в Западной Германии невозможно выразить средствами театра все, что меня волнует. Здесь нет простора для новых начинаний, театр стремиться к экономически выгодным постановкам.

— Вы не только режиссер театра и кино, но и драматург, прозаик. Что вы сейчас пишите?

— Сейчас я работаю над романом, это будет история человека, который потерял способность двигаться. Он не стоит перед выбором – или перестать жить, или бороться с недугом. Он выбирает жизнь и к финалу романа одерживает первую победу – ему удается самостоятельно поднять руку. Книга будет называться «Путешествие в глубь скорби».

— Итак, ваше время до предела занято работой. Смогли бы вы жить, не создавая книг и фильмов?

— Это было бы невозможно. Ибо жить – это, кроме всего прочего, осмысливать пережитое. Мой девиз звучит примерно так: лучше жить полной жизнью, чем заниматься только ее описанием.

«ЭСПРЕССО», РИМ.
За рубежом № 44 1979г.