Тайна дня «Д»

«За рубежом» публикует отрывок из книги Жиля Перро, посвященной высадке союзных войск в Нормандии в июне 1944 г.

1 июня. 115 часов до дня «Д». Английские штурмовые дивизии начинают грузиться. Американцы, которым пред­стоял более далекий путь, поднялись на борт десантных транспортов двумя днями раньше.

Войска стали покидать лагеря 26 мая. Их привезли к местам сосредоточения вблизи причалов, прозван­ных «колбасами» из-за их удлиненной формы. Ни офи­церы, ни солдаты не знали, куда их направят. Выданные им карты не раскрывали сек­рета: Кан именовался Вар­шавой, а рекам Нормандии были присвоены русские названия. Размеры заболо­ченной местности, указанной на картах, выданных амери­канцам, наводили на мысль, что наиболее вероятной целью является Дания.

Когда штурмовые диви­зии оказались в «колбасах», две тысячи сотрудников по­левой службы безопасности и военной полиции оцепили их, чтобы воспрепятствовать любому контакту с окружающим миром.

Офицеры получили настоящие карты. Затем солдатам раздали фотоснимки берегов, где им предстояло высадиться. Снимки были сделаны с моря, и побережье выглядело на них точно таким же, каким солдатам предстояло увидеть его с десантных кораблей. Потом им показали фотоснимки вражеских укреплений. Они узна­ли их: месяцами они учились штурмовать точную их копию. Фото­графии были настолько четкими, что они могли разглядеть даже лица немецких солдат, которых они должны были убить. Им вы­дали подробную опись огневых средств противника и показали на макетах, в каких местах они укрыты. Они узнали, где расположе­ны склады, минные поля и проволочные заграждения. Затем им разъяснили, каким образом необходимо преодолеть эту оборону и какая роль отводится каждому солдату.

 

ПО-ПРЕЖНЕМУ 5 ИЮНЯ

Войска грузятся на десантные корабли и теперь должны оста­ваться на них. Ночью дымовая завеса покрывает причалы, чтобы люфтваффе не обнаружили флот вторжения по его огням. Англий­ских и американских летчиков предупредили, что будет сбит лю­бой самолет, пролетающий над пристанями, даже если у него опо­знавательные знаки союзников.

Вторжение по-прежнему намечено на 5 июня.

114 часов до дня «Д». Разведка люфтваффе доложила: «Зна­чительно возросло количество сброшенного на парашютах оружия, начиная с полнолуния 28 мая. Небольшими группами сбрасывают­ся офицеры в военной форме. Поскольку им трудно долгое время оставаться в подполье, есть основание считать период, начинаю­щийся с 12 июня (последняя четверть луны), опасным».

Нескольким «юнкерсам» удается пролететь над юго-восточной Англией почти без помех. Летчики докладывают, что десантных судов в Дувре и Фолкстоне столько же, что и прежде, если не меньше. Это успокаивает фон Рундштедта. Он понимает: до тех пор, пока порты напротив Па-де-Кале не забиты судами вторжения, бо­яться нечего. 30 мая он докладывает Гитлеру: «Действительно, день вражеского вторжения приближается, но неизменность числа нападений с воздуха не дает указаний на то, что угроза стала непосредственной». Офицеры в штаб-квартире в Сен-Жермене ста­рательно отмечают соединения противника на карте Англии, поль­зуясь информацией, полученной от шпионов Шелленберга. Диви­зии скапливаются на юго-востоке Англии, на юго-западе их совсем немного.

112 часов до дня «Д». Штаб-квартира верховного командова­ния союзных экспедиционных сил под Портсмутом. Эйзенхауэр только что получил сердитое письмо от Черчилля. Премьер-ми­нистр узнал, что корреспонденту «Чикаго трибюн» разрешили воз­вратиться в Соединенные Штаты. Он возмущается особой честью, оказанной репортеру, в то время как членам союзных правительств, иностранным дипломатам и гражданам Великобритании покидать остров запрещено. Эйзенхауэр приказывает произвести расследо­вание и заверяет Черчилля, что его неверно информировали: ре­портер все еще в Англии. Инцидент развеселил Эйзенхауэра. «Ста­рик в хорошей форме»,— говорит он.

Полковник авиации Стэгг изучает сводки погоды. Необходимы пять погодных условий для успеха «Оверлорда»: ветер — не более 25 километров в час на побережье и 30 километров в час в открытом море; видимость — по меньшей мере 5 километров; облач­ность — не ниже тысячи метров; не слишком яркая луна. Эти усло­вия необходимы хотя бы в течение трех дней. Они преобладали большую часть мая. Даже минувшим вечером был восхитительный закат. Но сегодня солнца нет, небо серое. Стэгг отмечает: «Относи­тельно обнадеживающая, но, несомненно, очень неустойчивая и трудная обстановка». Данные за последние сто лет говорят о том, что есть только один шанс из тринадцати, что все пять необходи­мых условий будут преобладать в течение июня.

 

УСЛОВНЫЙ СИГНАЛ ПЕРЕДАН

99 часов до дня «Д». После новостей Би-Би-Си на французском языке передаются 28 персональных посланий для Сопротивления. Их перехватывают немецкие станции в Голландии, Бельгии, Фран­ции и Германии и пересылают Шелленбергу. Через агентов-двойни­ков Сопротивления он хорошо знаком с системой, разработанной союзниками. 28 радиограмм, лежащих сейчас на его столе, должны были быть переданы по радио 1, 2, 15 или 16 июня. Их передали по радио 1-го, и они должны привести участников Сопротивления в состояние боевой готовности. Вторая группа радиограмм — пос­лания «В»,— которая вскоре должна была последовать, означала, что вторжение близко. В следующие 48 часов Би-Би-Си и пере­даст кодовые фразы, которые послужат сигналом для начала пар­тизанских и диверсионных операций в заранее назначенных райо­нах.

Но до этого еще не дошло. Вероятно, это лишь еще одна по­пытка обмануть немцев. В 1943 году, когда операция «Старки» должна была вот-вот начаться, Би-Би-Си передало радиограмму группы «А». У Шелленберга не будет никакой уверенности, пока он не узнает, что радиограммы группы «В» переданы.

В штаб-квартире 15-й армии в Па-де-Кале полковник Мейер, командовавший группой радиоперехвата, засек одно из сообщений: «Долгие стоны скрипок осени». Это первая строка стихотворения «Осенняя песня» Поля Верлена — условный сигнал из двух частей, который должен быть закончен позднее второй строкой стихотво­рения. Мейер докладывает своему начальству, а также начальни­ку штаба 15-й армии. Последний приказывает войскам соблюдать боевую готовность, но они находились в состоянии боевой готовно­сти почти непрерывно с 1 апреля.

Во Франции Сопротивление получает эти сообщения с удивле­нием и энтузиазмом. После столь долгого ожидания уже казалось, что они никогда не поступят. Начались последние приготовления. Каждой группе предстояло сыграть свою роль в осуществлении че­тырех планов, разработанных заблаговременно. «Зеленый план» — дезорганизация работы железных дорог с помощью диверсий. «Черепаший план», как показывает название,— мешать переброс­ке вражеских подкреплений путем партизанских нападений на дороги. «Фиолетовый план» — перерезать междугородные телефон­ные линии. «Синий план» — разрушение линий электропередач.

Руководители групп получили инструкции в запечатанном па­кете. Вскрывать пакет запрещалось под страхом смерти до тех пор, пока не поступит приказ о начале действий. Понятно, что эти приказы не будут отправлены всем группам во Франции одновре­менно. В течение весны агенты из Лондона объясняли руководи­телям Сопротивления, что всеобщее восстание необходимо предот­вратить. В день «Д» только группы в районе высадки будут введе­ны в действие. Остальные начнут операции только тогда, когда союзники продвинутся в глубь страны.

Командование некоторыми группами уже приняли на себя «бри­гады» под кодовым наименованием «Джедбург», состоящие из трех офицеров (как правило, американец, англичанин и француз). Это были те самые «офицеры в форме», заброшенные на пара­шютах во Францию, о которых докладывала разведка люфтваф­фе. Их прислали для руководства партизанскими и диверсионны­ми операциями. Бригады «Сассекс» были направлены за сбором информаций тактического характера до момента высадки и во вре­мя французской кампании. Им запретили входить в контакт с си­лами Сопротивления, в рядах которого, считалось, слишком мно­го немецких агентов-двойников. Собравшись у радиоприемников, бойцы Сопротивления ждут теперь приказов, из которых станет известно, попали ли они в число избранных.

88 часов до дня «Д». Тяжелые бомбардировщики сбрасывают бомбы на французское побережье. Две бомбы на Па-де-Кале, одну в Нормандии. По 92 немецким радиолокационным установкам ме­жду Дюнкерком и Гавром наносят удар средние бомбардировщи­ки. Установки хорошо защищены зенитными орудиями, потери у союзников очень тяжелые.

78 часов 45 минут до дня «Д». Немецкие станции радиопере­хвата снова засекают 28 посланий для Сопротивления. Это повто­рение удивляет Шелленберга. Сообщения должны быть переданы один раз. Возможно, союзники хотят быть твердо уверенными, что их услышали.

78 часов 30 минут до дня «Д». Эйзенхауэр встречается со Стэггом и другими метеорологами. У них плохие известия: «Обстановка не такая, как мы надеялись… Все еще довольно благоприятно в отношении ветра, но весьма ненадежно с облачностью».

3 июня. 70 часов до дня «Д». Военные корабли покидают пор­ты Шотландии и Северной Ирландии в 3 часа утра и направля­ются в район острова Уайт, где сосредоточивается флот вторже­ния. Этому району уже дано прозвище «Пикадилли Серкус» (так называется одна из центральных площадей Лондона).

63 часа до дня «Д». Молодой британский офицер, поддержива­ющий связь между Портсмутом и Лондоном, делает небольшой крюк, чтобы навестить родителей. Он рассказывает, что высадка произойдет в Нормандии 5 июня. Родители доносят на сына в по­лицию, и офицеры безопасности арестовывают его.

Береговые батареи и радиолокационные станции вдоль фран­цузского побережья подвергаются тяжелой бомбардировке. Посад­ка штурмовых дивизий на суда закончена.

54 часа до дня «Д». Команды «Малбери» поднялись на борт своих громадных бетонных понтонов, но их начнут буксировать только на восходе солнца в день «Д». Постройка этих искусствен­ных портов, каждый размером с порт Дувра, задала одну из му­чительнейших головоломок планировщикам «Оверлорда» — в ос­новном из-за трудностей, связанных с секретностью такого громад­ного сооружения. Когда ответственные лица просили людей или материалов, им часто приходилось слышать замечание: «Малбери»? Это что за судно?»

Команды на понтонах слушают выступающего по радио Герма­нии английского предателя «лорда Хау-Хау». Его слова обращены к ним. «Нам хорошо известно, что вы намерены делать с этими бетонными блоками, — говорит он ровным вкрадчивым голосом. — Вы собираетесь утопить их у наших берегов во время наступления. Что ж, мы поможем вам, ребята. Мы избавим вас от хлопот. Когда вы двинетесь, мы потопим их ради вас». Слушающие знают, какую прекрасную цель они представляют на этих понтонах, огромных, как дома. На этот раз «лорд Хау-Хау» потряс их.

53 часа до дня «Д». Роммель встречается с генералом Краме­ром, которого англичане освободили при обмене пленными. Крамер убеждает Роммеля, что союзники будут атаковать в Па-де-Кале.

51 час 45 минут до дня «Д». Немецкие станции радиоперехвата засекают 28 посланий в третий раз.

51 час 30 минут до дня «Д». Офицеры метеорологической служ­бы союзников докладывают обстановку. Это происходит в 9 часов 30 минут вечера 3 июня. Первые американские транспорты уже в море. Предсказания Стэгга пессимистичны: сильные ветры, низ­кая облачность и даже слабый туман вдоль побережья Нормандии. Правда, в докладах с метеорологических станций содержится неко­торая надежда на перемены. Эйэенхауэр решает собрать еще один совет через шесть часов и тогда вынести решение. Транспорты продолжают свой путь.

49 часов до дня «Д». В Лондоне телетайпистка Ассошиэйтед Пресс практикуется в скорости. Она печатает «флэш» (короткая телеграмма в газету, посылаемая до подробного отчета), которую хотел бы послать любой журналист: «Срочно. Ассошиэйтед Пресс, Нью-Йорк. Штаб-квартира Эйзенхауэра объявляет о высадке де­санта во Франции». Телеграмма случайно отсылается. Через 23 минуты Ассошиэйтед Пресс дает опровержение, но «новость» уже повторена берлинским и московским радио.

4 июня. 45 часов до дня «Д». В 4 часа утра Стэгг повторяет свой мрачный прогноз. Эйзенхауэр переносит день «Д» с 5 на 6 июня.

43 часа до дня «Д». В своей штаб-квартире в Ла-Рош-Гюйон Эрвин Роммель, как обычно, встав еще до рассвета, подписывает еженедельный отчет, который будет отправлен фон Рундштедту сегодня. В нем подчеркивается: «…Систематическое и явное усиле­ние воздушных атак и минирование подходов к нашим портам… указывает на то, что противник достиг высшей степени готовности. Сосредоточение ударов с воздуха против береговой обороны между Дюнкерком и Дьеппом подтверждает предположение, что высадка крупного масштаба будет предпринята в этом районе. С июня постоянно увеличивающееся число предупредительных со­общений передается по радио французскому движению Сопро­тивления (но, судя по прежнему опыту, это не обязательно должно означать, что высадка десанта близка). Воздушная разведка не наблюдала увеличения числа десантных судов в районе Дувра. Никаких полетов не было совершено вдоль южного побережья Анг­лии. Весьма важно провести воздушную разведку всех бухт южного побережья».

Несмотря на приказ возвратиться, по неизвестной причине американский конвой продолжает движение в направлении «Юта- Бич». За ним посылают гидросамолет, которому удается предупре­дить его.

Адъютант Роммеля капитан Ланг приносит сообщение разведки люфтваффе: «Противник все успешнее защищает подступы к юж­ному побережью Англии от воздушных и морских разведчиков. Ве­роятно, это означает, что он концентрирует транспортные суда, подготавливаясь к вторжению».

«Вероятно…». Роммелю необходима уверенность. Он находит ее во втором документе, который вручает ему Ланг, — ежеднев­ной сводке погоды. Это работа профессора Вальтера Штрёбе, полковника и главы метеорологической службы люфтваффе в Пари­же. Он предсказывает дождь, сильный ветер и низкую облач­ность. В этот момент другой метеоролог, майор Леттау, пишет, что вторжение невозможно в ближайшие две недели. В его докла­де говорится: «Противник не воспользовался тремя предыдущими периодами хорошей погоды, и почти невероятно, что в ближайшие недели будут такие периоды».

 

ПЯТЬ ПОГОЖИХ ДНЕЙ ПОДРЯД

Роммель еще не видел доклада Леттау, но удовлетворен докла­дом Штрёбе. В ближайшее время опасаться нечего. Погодные ус­ловия дают неожиданную, но властную поддержку тому, что Фридрих Гейн, офицер разведки 89-го корпуса, назвал «официальной доктриной»: «Поскольку они не воспользовались преимуществом в мае, они не двинутся до августа».

Морское ведомство уверило Роммеля, что союзникам необходи­мо иметь пять следующих один за другим дней хорошей погоды, чтобы закрепиться в районе высадки. Они не увидят их в течение ближайшей недели.

42 часа до дня «Д». 7 часов утра. Даниэль останавливает у до­ма черный «хорьх». Роммель прощается со штабными офицерами. «Я спокоен оттого, — говорит он адмиралу Руге, — что знаю, что во время моего отъезда приливы будут весьма неблагоприятны для высадки. Кроме того, воздушная разведка не дает никаких поводов считать, что она близка». Сказав это, Роммель садится в машину и отправляется в Германию. Он собирается заехать домой, чтобы отметить день рождения жены, который приходится на 6 июня, а затем отправиться в Берхтесгаден для встречи с Гитлером. Он решил воспользоваться привилегией фельдмаршала, чтобы полу­чить прямой доступ к Гитлеру. Он уже позвонил по телефону своему другу генерал-майору Рудольфу Шмундту, адъютанту Гитлера, с просьбой устроить встречу. Шмундт ответил, что она возможна между 6 и 9 июня.

Роммель надеется получить две танковых дивизии и несколько зенитных батарей, которые, как он считает, необходимы для оборо­ны Нормандии. По его мнению, главный удар придется на Па-де- Кале, но база на полуострове Котантен слабо защищена даже про­тив отвлекающего удара. Все его предыдущие просьбы были от­клонены. Ему приходится выступать против позиции штабных офицеров, которые предпочитают придерживаться правил страте­гии и держать танковые дивизии на некотором расстоянии от по­бережья, чтобы иметь возможность со всей силой ударить по вра­гу в месте высадки.

Есть только один путь, воспользовавшись которым Роммель может взять верх над оппозицией,— получить поддержку Гитле­ра. Но Гитлер изменил мнение, которого придерживался в начале мая. Он тоже теперь уверен, что главный удар будет нанесен в Па-де-Кале, и поэтому предпочитает держать танки в резерве, чтобы использовать их против закрепившихся на берегу сил про­тивника. Генерал Гудериан, главный проповедник использования танков, предупреждает его против того, чтобы выставить танко­вые войска «в витрину». «Если вы так сделаете, — говорит он, — будет невозможно достаточно быстро перебросить их в нужное место». Вполне очевидно, что если их придется бросить в бой в Па-де-Кале, то лучше оставить 12-ю дивизию СС в Лизье, а «Панцер Лер» — в Мансе, чем отправлять их в Нормандию.

Роммель признает, что это здоровая теория, но на практике превосходство союзников в воздухе делает ее бессмысленной. Ему известно, что значило это превосходство в Африке. Он предвидит, что, пока танки передвигаются с одной позиции на другую, они будут непрерывно подвергаться бомбардировкам с воздуха. Он предпочел бы иметь их на берегу, где они могут пригодиться, а не внутри страны, где они станут целью для неприятельских истре­бителей-бомбардировщиков.

То, что фюрер изменил свое мнение, уменьшило шансы Ром­меля на успех, но он намерен стоять на своем: танки должны быть на побережье, а не в тылу, независимо от того, будет ли считаться наиболее опасной зоной Нормандия или Па-де-Кале.

В то время как он спешит навстречу дискуссиям, исход которых не определен, он убежден по крайней мере в одном: высадки не произойдет, пока он в отъезде. Дождь стучит по крыше «хорьха». Деревья у дороги гнутся под сильным ветром.

Да, 17 мая, 19 дней назад, Роммель обратился к солдатам 6-го десантного полка. «Не думайте, что они придут ясным днем и зара­нее сообщат вам об этом, — сказал он им. — Они внезапно свалятся с неба в шквале ветра и дождя».

39 часов до дня «Д». Два британских агента контрразведки во­шли в дом Леонарда Доу в городе Лезерхеде, графство Суррей. Он и его друг Мелвилл Джонс — составители кроссвордов для «Дейли телеграф». Пять самых важных кодовых наименований, связанных с вторжением, появились в «Дейли телеграф» в их кроссвордах меньше чем за месяц. Странное совпадение, считают два охотника за шпионами. Необыкновенное совпадение, соглашается Леонард Доу. Но он с легкостью доказывает свою невиновность: он состав­ляет и отправляет кроссворды на месяцы вперед. Это просто фан­тастическая игра случая, что все подозрительные ключи появились в газете в течение такого короткого промежутка времени.

36 часов до дня «Д». Еженедельный доклад Роммеля только что пришел к фон Рундштедту. В глазах престарелого фельдмар­шала доклад демонстрирует прогресс, сделанный «мальчиком- маршалом». Именно Па-де-Кале. Наконец-то Роммель прозрел. Но прежде, чем он добрался до правды, которую фон Рундштедт открыл одним лишь стратегическим мышлением, противнику при­шлось открывать Роммелю глаза бомбардировками Па-де-Кале вдвое дольшими, чем Нормандии.

Что касается замечания Роммеля о посланиях участникам Соп­ротивления, фон Рундштедт вполне с ним согласен. Он получил сообщение о перехвате 28 кодовых фраз с тем же равнодушием, похожим на пресыщение, что и адмирал Дениц. Во время опера­ции «Старки» в 1943 году он узнал, насколько можно верить при­казам Сопротивлению из Лондона. Как написал Роммель, «судя по прошлому опыту, это не обязательно должно означать, что вы­садка десанта близка».

Как бы то ни было, вечером 1 июня главнокомандующий немец­кими армиями на Западе не счел необходимым привести их в состо­яние боевой готовности.

29 часов до дня «Д». Командование воздушными силами союз­ников решило на следующий день подвергнуть бомбардировкам од­новременно и Па-де-Кале, и Нормандию. По плану, в день «Д минус  1» от бомбардировки Па-де-Кале следовало отказаться, если станет очевидным, что противник ждет высадки в Нормандии. Однако оп­ределенных данных на этот счет по-прежнему не имелось.

Этот довольно неожиданный успех «Фортитьюда» заставил Эйзенхауэра потребовать усиления мер безопасности в Англии, осо­бенно в отношении иностранных дипломатов. Он хочет как можно дольше сохранить в секрете, что высадка в Нормандии не просто отвлекающий маневр. Именно поэтому он запретил публичное упо­минание о «Малбери» даже после дня «Д»: это обнаружило бы раз­мах усилий, направленных на Нормандию.

27 часов и 30 минут до дня «Д». Собираются командующие союзников, чтобы услышать приговор метеорологов. Это дождливая ветреная ночь со штормом в Ла-Манше. Но Стэгг предсказывает период относительного затишья с вечера 5 июня до утра 6 июня.

Эйзенхауэр решает выступать. Одной из причин, и, вероятно, главной, явилась необходимость сохранить внезапность «Оверлорда». Отрицательное решение будет означать, что вторжение отложено более чем на две недели. Слишком мало надежд, что тайна будет соблюдена, если войскам придется остаться в Англии еще на две недели. Высадка, предпринятая при таких скверных условиях погоды, сопряжена с риском и жертвами. Эйзенхауэр выбирает риск и жертвы, чтобы только не утратить преимущества внезапности.

5 июня. 21 час до дня «Д». Дождь прекратился. После того, как Стэгг подтвердил свое предсказание, Эйзенхауэр говорит: «О’кэй. Мы идем».

19 часов до дня «Д». Вышедшие из многочисленных портов 5 тысяч судов и десантных транспортов сил вторжения направля­ются к пункту, условно названному «Пикадилли Серкус».

В Париже Вальтер Штрёбе, метеоролог, дал своим офицерам «выходной день». Поскольку он предсказывает, что плохая погода будет препятствовать высадке противника, зенитчикам также пре­доставляется отпуск.

Ни Штрёбе, ни его коллега Леттау не могут знать, что погод­ные условия в Атлантике изменились, что надвигается антициклон, который несет лучшую погоду. В отличие от союзников у них нет сети метеорологических станций и хорошо оборудованных метео­рологических судов. Для Лили Сергеевой (немецкий агент-двойник в Англии.— Ред.) эта беспомощность оказывается полной неожи­данностью. Во время своей мартовской встречи с Климаном (агент немецкой разведки в Лиссабоне.— Ред.) он просил ее сообщать о температуре в Лондоне, направлении ветра и характере облачности. «Погода — это самое важное, — добавил он. — Но термометр, уста­новленный на земле или даже выступе окна, не годится. Будет го­раздо лучше, если привязать к нему длинный шнурок и затем пойти в парк и крутить его над головой для того, чтобы вы могли узнать температуру на некоторой высоте».

«Не думаете ли вы, что это будет выглядеть довольно странно? — воскликнула Лили. — Я могу привлечь внимание, если начну кру­тить термометр в Гайд-парке. Это не очень обычное зрелище».

«Вам, очевидно, придется делать это, когда никого не будет ря­дом, — был краткий ответ Климана. — Это очень важно для нас».

18 часов до дня «Д». Доклад разведки люфтваффе: «Противник по-прежнему стремится любыми способами скрыть от нас свои пла­ны». Он не только стремится — он преуспевает. Сегодня, 5 ию­ня, в то время как 5 тысяч судов плывут к Нормандии, немецкий самолет поднимается в воздух с разведывательным поручением. В соответствии с приказом он внимательно изучает открытое море у берегов Голландии.

 

НА «ПИКАДИЛЛИ СЕРКУС»

12 часов до дня «Д». Фон Рундштедт подписывает еженедель­ный доклад, который отправит фюреру. Затем он отправляется в «Задиристый петух», чтобы позавтракать там со своим сыном, юным лейтенантом. Он собирается завтра, 6 июня, совершить инс­пекционную поездку в Нормандию и думает о том, как покажет  «Атлантический вал» сыну. В его докладе Гитлеру говорится: «Продолжающиеся воздушные налеты на Дюнкерк и побережье до Дьеппа заставляют полагать, что противник произведет вторжение в этом секторе. Как бы то ни было, маловероятно, что вторже­ние произойдет в ближайшее время».

9 часов до дня «Д». 124 истребителя немецкого 26-го авиаци­онного соединения поднимаются в воздух с аэродромов на западе Франции, направляясь к своим новым базам на востоке. Они удаля­ются из пределов побережья Нормандии — а во всей Франции всего 160 истребителей, включая эти 124.

8 часов до дня «Д». Флот вторжения собирается на «Пикадилли Серкус».

7 часов до дня «Д». Команды обслуживания британских аэрод­ромов теперь поняли, зачем вот уже несколько дней в ангары заво­зят тонны белой краски: приказано нарисовать три белых полосы на крыльях всех самолетов. Это необходимо для того, чтобы в су­матохе дня «Д» было легче отличить свои самолеты от неприятель­ских. Приказ отдан в самый последний момент, чтобы немцы не успели узнать об этих новых обозначениях. До наступления темно­ты надо нанести знаки на 10 тысяч самолетов.

6 часов 30 минут до дня «Д». Би-Би-Си начала передавать «указания адресатам». Французскому Сопротивлению приказано ожидать дальнейших сообщений.

6 часов до дня «Д». Подполковнику фон дер Гейде сообщают, что группа эльзасцев, служащих в 6-м десантном полку, дезерти­ровала в полдень. Он приказывает находящейся на учениях груп­пе унтер-офицеров немедленно прибыть в штаб-квартиру.

В Лондоне герой французского Сопротивления полковник Реми беседует с полковником Миллером и его главным помощником Нивом из американского ОСС (Управление стратегических служб раз­ведки США) о целесообразности забрасывания на парашютах ору­жия в Нормандию. Миллер возражает. Смотря на карту Франции, Реми случайно попадает пальцем в «Омаха-Бич» и говорит: «Допу­стим, высадка произойдет завтра в этом месте… Вы не можете не признать, что мое предложение будет тогда интересным!»

В первый раз приятели обращаются с ним холодно. Вскоре он, обиженный, удаляется. Миллер немедленно связывается со служ­бой безопасности. Там предлагают арестовать Реми, чтобы задер­жать его на время. Но Миллер гарантирует лояльность француза.

5 часов до дня «Д». В Кане только что закончилось еженедель­ное штабное совещание в штабе 716-й дивизии. Генерал Ричхтер, иронизируя, говорит своим полковникам, что «высшее начальство» сказало ему, что вторжение произойдет между 6 и 10 июня. Он до­бавляет, что получает подобные предупреждения в каждое новолу­ние и полнолуние начиная с 1 апреля.

4 часа 30 минут до дня «Д». Штаб-квартира в Нормандии лишилась нескольких генералов и полковников. Они отправились в Ренн, где будут проводиться «военные игры» — учения на картах. Тема: «Высадка противника в Нормандии с предварительной вы­броской парашютного десанта». Поэтому учебная тревога, назна­ченная в ночь на 5 июня, отменяется.

Начальник штаба 7-й армии, озабоченный массовым отъездом офицеров, в последнюю минуту отдает телеграфный приказ: «Прось­ба к командующим дивизиями и старшим офицерам, участвующим в «военных играх», не отбывать в Ренн до рассвета 6 июня». Но большинство из них, успокоенные штормом, уже находятся на пу­ти в Ренн. Среди них генерал Ганс Хеллмих из 23-й дивизии, ге­нерал Карл фон Шлибен из 709-й дивизии и генерал Вильгельм Фаллей из 9-й дивизии. Все эти дивизии расположены на полуост­рове Котантен.

Адмирал Кранке, командующий военно-морскими силами на Западе, отправляется в Бордо. Он сообщил фон Рундштедту, что ни одно немецкое судно не смогло выйти в море из-за шторма. Ночью патрулей в море не будет.

В штаб-квартире 84-го корпуса в Сен-Ло старшие офицеры со­бираются отпраздновать день рождения генерала Маркса в полночь по немецкому времени. Начальник штаба Роммеля Ганс Шпейдель дает маленький ужин в Лa-Рош-Гюйоне. Среди гостей — писатель Эрнст Юнгер.

2 часа 45 минут до дня «Д». После последних известий в 9 ча­сов 15 минут вечера Би-Би-Си передала по-французски все радио­граммы группы «В» и все «указания адресатам», приказывающие всем группам Сопротивления приступить к действиям. В Лондоне офицеры «Свободной Франции» ошеломлены. Так как их не посвя­тили в секрет «Оверлорда», они приготовили четыре различных проекта, чтобы в зависимости от того, где произойдет высадка, в определенном порядке постепенно втягивать в борьбу группы Со­противления. Руководители союзников одобрили план. Все согла­сились с тем, что широкое восстание повлечет только кровопуска­ние, и поэтому его следует избежать любой ценой.

Теперь же кровопускание начнется непременно завтра из-за таких невинных фраз, как «Я ищу клевер с четырьмя лепестка­ми», «Помидоры пора собирать», «Игральные кости на столе», «В Суэце жарко», «Дети скучают по воскресеньям», и им подоб­ных. Завтра сотни людей погибнут в Айне, Веркоре, Ардеше, Са­войе, Дофине, Провансе. История забудет их. Когда подведут итоги высадки, в сводки потерь включат только трупы в мундирах на берегах Нормандии. Но бойцы-подпольщики, которые умрут на французских полях, в лесах и городах, тоже прольют свою кровь во имя успеха «Оверлорда».

Станции радиоперехвата, расположенные в Германии, тоже за­секли послания, переданные по Би-Би-Си. Их немедленно переслали в Берлин. Вероятно, Шелленберг был не менее ошеломлен, чем офицеры де Голля. Специальные послания для каждой группы бы­ли переданы одновременно с посланиями группы «В», а не на 48 часов позже. Они всколыхнут действия партизан и диверсионных отрядов по всей Франции. Этого не предвидели. Все выглядит на­столько невероятно, что у Шелленберга могут теперь возникнуть сомнения в ценности донесений его агентов-двойников в Сопротив­лении. Как бы там ни было, а масштабы развернувшегося восста­ния помешали ему прийти к какому-либо заключению относитель­но места высадки. Пожертвовав французским Сопротивлением, ко­мандиры союзников расстроили все замыслы Шелленберга. Он не может сообщить в штаб-квартиру на Западе, что высадка про­изойдет в таком-то месте. Он только может сказать им, что вы­садка десанта может начаться в любой момент. Он это и делает. Но он уже столько раз делал это прежде…

В штаб-квартире 15-й армии на побережье Па-де-Кале полков­ник Мейер поймал вторую строчку поэмы Верлена «Успокой мое сердце вечным мучением». Он немедленно сообщает об этом в штаб-квартиру фон Рундштедта, затем врывается в комнату, где командующий 15-й армией генерал Ганс фон Залмут играет в бридж с тремя офицерами. Мейер докладывает ему новую обста­новку. Фон Залмут, как обычно, отвечает: «Боевая тревога». Мейер поспешно уходит, а генерал снова берется за карты. «Я слишком стар, чтобы волноваться по таким пустякам»,—  ворчит он.

Когда известия о перехвате всех посланий группы «В» достига­ют штаб-квартиры фон Рундштедта, штабной офицер восклицает: «Неужели кто-нибудь действительно верит, что союзники настоль­ко сошли с ума, чтобы объявить о своем прибытии по радио?» Штаб-квартира военно-морских сил в Шербуре также получает это известие. Оно регистрируется в вахтенном журнале с коммен­тарием: «Конечно, ничего не произойдет».

Обед Шпейделя в Ла-Рош-Гюйоне проходит хорошо. Разговор вертится вокруг Италии, России, французской политики, положе­ния в Соединенных Штатах, французских ВМС и недостатке образования у Адольфа Гитлера, но ни разу не упоминается о послани­ях группы «В».

7-я армия, от которой зависит оборона Нормандии, не была ин­формирована о перехвате посланий. Никому в Сен-Жермене или Ла-Рош-Гюйоне не показалось нужным насторожить армию. Де­сять раз в течение последних двух месяцев разведка объявляла, что вторжение произойдет на следующий день. И погода была хо­рошей. Но, конечно же, нет никаких оснований верить им теперь, когда непогода снимает вопрос о вторжении.

Пока десантный флот союзников движется к берегам Норман­дии, у немцев еще есть возможность засечь его. Если они восполь­зуются этой возможностью, у них хватит времени подготовить вой­ска к бою, подтянуть боеприпасы и орудия, снятые с боевых пози­ций из-за воздушных бомбардировок, и стянуть все имеющиеся истребители к Нормандии.

Их последняя надежда — радарные станции. Они подверглись 1 668 воздушным нападениям в течение последнего месяца, но благодаря эффективности ремонтных частей есть достаточное коли­чество работающих экранов, чтобы обнаружить флот из 5 тысяч судов. Погруженные в неизвестность, немецкие генералы всегда знали одно: по крайней мере за несколько часов до высадки де­санта их предупредят радары.

 

САМОЛЕТЫ СО «СЛЕДОПЫТАМИ»

2 часа 10 минут до дня «Д». Шесть транспортных самолетов подни­маются в воздух с аэродрома в Харуелле. Они везут 60 «следо­пытов», которых сбросят на парашютах в долину Орн для маркировки зоны высадки английских десантных войск. Самолеты «С-47» с американскими «следопытами» поднимаются в воздух из Ньюбери.

1 час до дня «Д». Восемь самолетов 617-й Чеширский эскадрильи взлетают в направлении Франции. В каждом самолете по два пило­та и по два штурмана. В кабине — рулоны полос из бумаги и фоль­ги, черные с одной стороны и сверкающие — с другой, и три че­ловека, чтобы выбрасывать их наружу. Было крайне подходящее время для того, чтобы задать работу людям из 617-й эскадрильи. За некоторое время до этого, чтобы оживить монотонность учений, командование выдало им пистолеты, автоматы и гранаты на тот случай, если может произойти нападение вражеских десантников. За отсутствием вражеских парашютистов летчики вели увлекательную, но опасную войну между собой: гранаты взрывались у столовой, а каждый решившийся выйти ночью рисковал нарвать­ся на автоматный огонь. Приказ о вылете принес большое облег­чение начальству. Отряд самолетов приближается к Гавру, затем поворачивает к востоку и летит вдоль побережья. Гуськом само­леты летают взад-вперед — 35 секунд в одном направлении, 32 — в обратном. Каждый раз, когда они разворачиваются в тридцатипятисекундном направлении, из самолетов выбрасывают наружу полосы оловянной фольги.

Так будет продолжаться 2 часа. Затем другая группа из 8 са­молетов заменит их. Эта эстафета — самая тонкая часть операции, потому что у новой группы будет только 3 секунды, чтобы занять место первой. Всего 617-я эскадрилья будет находиться в возду­хе 8 часов. Если маневр будет проведен с абсолютной точностью, немецкие радарные станции запеленгуют изображение огромного конвоя длиной в 23 километра, движущегося вдоль Ла-Манша по направлению к Па-де-Кале со скоростью в 7 узлов. Но будет до­статочно разрыва в 4 секунды, чтобы операторы радаров смогли распознать уловку.

Внизу, под 8 самолетами Чеширской эскадрильи, 18 малень­ких английских судов рассекают волны, тащат каждый по аэро­стату воздушного заграждения. На немецких экранах радаров эти баллоны будут выглядеть большими военными кораблями, ко­торые сопровождают транспорт.

45 минут до дня «Д». По всей Франции развернули работу ди­версионные группы. В Нормандии они разрушают железнодорож­ные пути между Парижем и Шербуром, Парижем и Гранвилем, Сен-Ло и Кутансом. Они перерезают линии телефонной связи между штабами немецких армий и телеграфную линию Париж — Шербур.

40 минут до дня «Д». Радарные станции нормандского побере­жья отмечают сильный «снегопад» на экранах. А те, которые на­ходятся « Па-де-Кале и были нарочно сохранены бомбардировщиками союзников, зарегистрировали большую активность в Ла- Манше.

Всем наличным немецким ночным истребителям приказано пат­рулировать Дуврский пролив.

30 минут до дня «Д». Генерал Фаллей едет в машине по на­правлению к Ренну. Генералы Хеллмих и Шлибен уже там.

В Ла-Рош-Гюйоне гости Шпейделя поднимаются из-за стола, чтобы прогуляться в саду.

В Шербуре контр-адмирал Хеннеке и его штабные офицеры побывали на концерте и теперь ужинают с исполнителями.

В Сен-Лo офицеры, подготовившие небольшую вечеринку по поводу дня рождения командира, любопытствуют, как к ней отне­сется строгий генерал Маркс.

В Харлингене Роммель вкушает радости семейной жизни.

В Берхтесгадене Гитлер принимает нескольких нацистских ли­деров с женами. Они собираются слушать Вагнера.

День «Д». Полночь. 1 087 самолетов на пути в Нормандию. Они везут 18 тысяч парашютистов, выброска которых займет 1 час 15 минут. Внизу под ними 5 тысяч судов, везущих 185 тысяч человек и 20 тысяч транспортных единиц (танков, бронеавтомоби­лей, машин и другую технику), уже находятся лишь в двух часах от якорных стоянок, которые были указаны им на побережье Нор­мандии. Во Франции, которая живет по немецкому времени, день «Д» все еще на час отстает.

 

«ПРОСТО В СИЛУ КОЛИЧЕСТВА»

Секретная война более или менее кончилась в тот момент, ког­да начались бои. Утром 6 июня любой автоматчик на «Омаха-Бич» оказывал большее влияние на судьбу Германии, чем Вальтер Шелленберг. Успех «Оверлорда» зависел теперь от американских па­рашютистов, выпрыгивающих из своих «С-47», а не от людей, ко­торые трудились в течение многих месяцев, чтобы подготовить операцию и сохранить ее в тайне.

Когда прогремели первые выстрелы, сотрудников секретной службы постигла судьба Клифтона Джеймса. Когда флот вторжения двигался к Нормандии, он спал в номере отеля «Шенард» в Каире. Он больше не был Монтгомери и снова стал Клифтоном Джеймсом. И соответственно все шпионы и агенты удалились со сцены, как только поднялся занавес драмы, которую они помогали подготовить.

В числе нескольких исключений были «командос» Скотт-Боу­ден и Огден Смит. По просьбе генерала Бредли они вели американ­цев на «Омаха-Бич». Это был их третий визит туда, и он был го­раздо опаснее двух предыдущих.

Некоторые агенты исчезли навсегда. Скульптор Доуин и рыбак Томин слышали грохот самолетов из тюремных камер в Кане, и в 6.30 утра дня «Д» они встретили свою смерть именно тогда, когда открыли огонь орудия флота освобождения. Другие исчезли толь­ко временно, как, например, Дучез, который был с партизанами, и его жена, находившаяся в концентрационном лагере в Маутхау­зене. Не многие затосковали при мысли о том, что их тайная дея­тельность теперь закончилась навсегда. Доменик Пончардье спал в одном из своих парижских убежищ. Когда он проснулся и услы­шал новость, он сказал себе после первого взрыва радости: «С это­го  момента и  дальше жизнь будет глупо спокойна и безопасна». Что же касается шпиона-чистилыщика, то он никогда не был доста­точно близок к огням рампы, чтобы быть ими ослепленным. Поэто­му кулисы не показались ему темными, когда он вернулся к ним. Теперь, когда фельдфебель выезжал из его дома, а батарея поки­дала его лужайку, он мог снова начать жизнь с того момента, когда он ее прервал. Он запомнит это время в основном как долгий страх. Он рисковал, и теперь солдаты, готовившиеся высадиться во Фран­ции, имели больше шансов убивать, чем оказаться убитыми. Он рас­сказал им так много о противнике, сколько было в человеческих силах узнать. Он не избежал — тоже по-человечески — нескольких ошибок. В Мервилле, например, 66 парашютистов полковника Оттуэя отдали жизнь, чтобы захватить объект, который едва ли сто­ило захватывать. Оказалось, что батарея состоит не из 155-милли­метровых дальнобойных орудий, а из 75-миллиметровых пушек ближнего действия. Было ли это ошибкой местного агента? Не обязательно. Союзники могли впасть в ошибку из-за своей склонности судить о размерах орудия по толщине защищающего его бетона.

Гораздо большую горечь чувствовали полковник Раддер и его «рейнджеры», потерявшие 135 человек при захвате мыса Дю Хок только ради того, чтобы обнаружить, что там нет батареи. А группа «Сенчури» все же отправила в Лондон сообщение, в котором гово­рилось, что орудия были передвинуты примерно на милю в глубь суши. Сообщение могло не дойти. Или прийти слишком поздно, как в случае с передвижением немецкой 352-й дивизии. В мае Соп­ротивление передало, что 352-я дивизия расположилась на холмах над «Омаха-Бич». Почтовый голубь, несший сообщение, был под­стрелен. То же произошло и со вторым голубем, несшим подтверж­дение. В конце концов Сопротивлению удалось передать информа­цию в Лондон, но к тому времени войска уже погрузились на суда, и было поздно что-либо изменять.

Но, несмотря на отдельные неудачи. Сопротивление все-таки собрало большое количество информации о береговой обороне в Нормандии. Шпион-чистильщик мог позднее прочесть такую оцен­ку, данную ему Эйзенхауэром:

«Мы плыли во Францию, владея всей тактической информаци­ей, которую может представить действенная разведывательная служба». Но его настоящей наградой было сознание, что солдаты союзников шли в бой с верой, выросшей из его мук.

Только благодаря секретной службе союзников Монтгомери смог написать в мемуарах «От Нормандии до Балтики» следующее: «Мы понимали, что немцы будут в состоянии боевой тревоги в день «Д-1», когда наши силы приблизятся к берегам Нормандии… Мы знаем теперь, что добились такой внезапности, какую трудно вообще вообразить».

Разведывательные службы союзников сначала очистили свой дом, выметя всех шпионов из Англии. Затем они насадили в этой стране более строгие меры безопасности, чем когда-либо знала какая-либо диктатура. Они воздвигли непроницаемую стену вокруг великой тайны. Когда они были на краю гибели, они выиграли обо­ронительный бой, который произошел на пороге «Оверлорда». Это потребовало упорства и решимости. Но нужен был талант, чтобы одурачить противника во время высадок в Северной Африке, Си­цилии или Анцио, продолжая подтачивать его доверие к собствен­ной разведке. И потребовалось гораздо более таланта, чтобы вы­полнить операцию «Фортитьюд». Ложные «резиновые дивизии», генерал Паттон, двойник Монтгомери и куча агентов-двойников, руководимых союзными разведками, блестящие жонглерские аре­сты — все это заставило Нормандию исчезнуть со сцены, а Па-де- Кале утвердиться в сознании изумленных немцев.

 

ПОСЛЕ СТОЛЬКИХ ЛОЖНЫХ ТРЕВОГ

Во Франции наступила полночь. Не было такого немецкого офицера или солдата, который действительно бы верил, что через несколько мгновений для него начнется день «Д». Войска подни­мали по боевой тревоге слишком часто. Разведывательная служба сделала нечувствительными их нервы, присылая слишком много ложных предупреждений. Войска в Нормандии поверят в высадку вражеского воздушного десанта только тогда, когда парашютисты упадут на них, и поверят в высадку морского десанта только тогда, когда увидят массу судов и десантных средств. Они доверяли пло­хой погоде потому, что видели дождь и слышали, как шумят на ветру деревья. Впервые за два месяца они были уверены в том, что шторм исключал возможность вторжения. В сравнении с этой почти очевидной реальностью что значил рассказ о каких-то посла­ниях группы «В»? Еще одно предупреждение из Берлина? Их было уже много. После стольких ложных тревог армия решила заткнуть уши и не напрягать глаза в стремлении увидеть воображаемые транспорты. Прежде чем поверить, она должна была «пощупать».

И по необыкновенной причуде судьбы эта армия, так настойчиво стремившаяся к получению осязаемого доказательства, была по­беждена армией призраков.

Все началось с налета союзников на Дьепп. Полковник Ренне, начальник отдела разведки со специальным заданием, определив намерения союзников, отправил донесение, гласившее, что атака не была попыткой вторжения на континент. Для Геббельса провозгла­сить обратное было вполне естественным: это было частью его ра­боты. Но генерал Цейцлер, тогда начальник штаба фон Рундштедта , переусердствовал, когда поздравил фюрера с отпором вражескому вторжению. Вскоре он получил свою награду: он был назначен начальником генерального штаба германских сухопутных сил. Пол­ковник Ренне, которого мало интересовало продвижение по службе, тщетно протестовал против искажения фактов, считая это опасным. Отправив несколько рапортов, он получил записку сверху, в кото­рой говорилось, что его отдел истратил слишком много времени на составление рапортов и будет лучше, если он займется более подходящей ему работой.

С той поры Ренне сотрудники его отдела превратились в пес­симистов и пораженцев самого худшего толка. Их считали вечно смотрящими на темную сторону вещей и поэтому почти не обращали внимания на их оценки сил союзников. Успокоенный, Гит­лер начал передвигать дивизии с Запада, чтобы укрепить восточный фронт. Что мог сделать полковник Ренне для прекращения подоб­ной глупости, выкачивающей лучшие силы с Запада? Его замести­тель подполковник Микаэль дал такой ответ: нужно фальсифициро­вать доклады разведки. Ренне сделал это к концу 1943 года, и мас­совый вывод немецких войск с Запада прекратился.

Но потом настал день «Д»; и так как Гитлер, Роммель и фон Рундштедт согласились, что это отвлекающий маневр, что основное вторжение будет в Па-де-Кале, Ренне и Микаэль были, вероятно, самыми озабоченными людьми вплоть до сдачи Шербура союзни­кам, у которых в Нормандии тогда было 14 дивизий против 6 или 7 немецких. В районе Па-де-Кале было 15 немецких дивизий, но они оставались там, словно катастрофа в Нормандии их не каса­лась. Гитлер сохранял их, чтобы отразить вторжение союзников, которое еще только должно было состояться. Они должны были опрокинуть в море свежие дивизии, которые Эйзенхауэр держал в резерве. Только Ренне и Микаэль знали, что этих дивизий не существует, потому что они сами изобразили их в конце 1943 года — 30 дивизий одним росчерком пера! — чтобы убедить Гит­лера не уводить с Запада последние войска.

Но проще изобрести 30 дивизий, чем дать им исчезнуть. Ни Ренне, ни Микаэль не знали, как это сделать. Они оставили свои 30 дивизий на бумаге, а Гитлер оставлял свои настоящие дивизии в Па-де-Кале, в то время как союзники двигали свои в Бретань.

«Если бы немецкая 15-я армия, — писал позднее Эйзенхауэр, — была введена в бой в июне или июле, она могла бы, возможно, раз­бить нас просто в силу своего количественного превосходства».

Гитлер не дал ей выступить до конца июля. К тому времени не­мецкий фронт был разбит, и битва за Францию была решена. Не­мецкая разведка, сведенная с ума четырьмя годами самообмана, дала последний мазок шедевру лжи, который был искусно изго­товлен в Лондоне.

Французские часы должны были вот-вот пробить полночь. В небе британские и американские парашютисты стояли в своих са­молетах, готовые к прыжку. Флот был всего лишь в часе хода от якорных стоянок.

Немецкие солдаты спали в своих бетонных укреплениях или в палатках. Через несколько минут они начнут сопротивляться «Оверлорду» с присущей им решительностью. Им потребуется много времени, много крови и страданий, чтобы обнаружить, что дру­гая операция, названная «Фортитьюд», решила их судьбу прежде, чем часы начали отбивать 12 часов полуночи.

 

Жиль Перро. Тайна дня «Д». «Бэнтам букс», Нью-Йорк
«За рубежом», 1970 г.