О том, чему сближение германского Востока и Запада учит мир, корреспонденту «За рубежом» Владимиру Емельяненко рассказала автор ряда исследований по новейшей истории Германии, профессор Фленсбургского университета Сабине МОЛЛЕР.
— Спустя два десятилетия после объединения страны в общественном немецком сознании пошли разговоры о «двух Германиях», и даже родился термин «ностальгия по ГДР». На ваш взгляд историка, в чем дело?
— В сознании большинства современных немцев ГДР была и остается неправовым государственным образованием. Для части жителей восточной Германии такой взгляд представляется радикальным. Отсюда возникают проблемы с идентичностью. У тех, кто отделяют себя от не правового государства, так или иначе возникает ностальгия по ГДР. Это ностальгические чувства по своей зрелости, юности или детству, которые не были окрашены в политические или не правовые цвета или их оттенки. Хотя есть и те, кто сожалеют по отжившему политическому устройству. Это разные формы ностальгии.
— Раньше даже для постороннего наблюдателя западные и восточные немцы внешне различались. Первые одевались лучше, улыбались, но держали дистанцию. Вторые выглядели проще, но были открытее. А сегодня вы, например, их различаете?
— Внешне на улицах различия уже неуловимы. К тому же многие восточные немцы живут и работают в западной части. После объединения Германии многие жители ее восточной части потеряли рабочие места. Там безработица выше. Это тоже последствие экономической политики ГДР, которая заметно отставала от ФРГ. Это не сразу видимое отличие первыми замечают работодатели — в разговорах, дискуссиях и в поведении. Восточные немцы больше опасаются за свои рабочие места, а потому легко идут на внутреннюю миграцию и на сверхурочную работу, но менее решительны в отстаивании своих прав. Еще они избегают разговоров о ГДР. Почему? Мне они в частных беседах отвечали: «Мы там выросли, и нам неприятно слышать только негатив о той Германии».
— То есть проблема сближения двух Германий остается? В чем ее суть?
— Думаю в том, как формировать историческое мировоззрение нации. На этот вопрос каждая федеральная земля отвечает самостоятельно. Я работала в исторической комиссии, образованной на уровне парламента федеральной земли Бранденбург. Она решала то, как преподавать историю в школах и в студенческой среде. Например, историю второй мировой войны и нацизма, «холодной войны» и падения Берлинской стены. Мы исходим из того, что изучение истории начинается с толерантности к разным точкам зрения, что не отменяет самокритичного переосмысления прошлого. А вот с этим возникают проблемы. Люди не хотят знать негативные страницы своей истории. Легче забыть, чем критически переосмыслить. Вот и немцы устали от изучения нацизма или спорных страниц истории ГДР. Все понимают, что это была не демократия, хотя находятся и несогласные. С другой стороны, не всегда политика диктатуры имела влияние на жизнь общества ГДР. Вот мы в комиссии и занимались тем, как представлять школьникам и студентам историю – через книги, посещать места памяти нацизма и ГДР? Третий вариант – посещать тюрьмы, которые в ГДР были заполнены? Или рассказывать о ежедневной жизни восточных немцев? В итоге стараемся охватить весь спектр возможностей науки, чтобы картина была наиболее полной. Промежуточный итог пока не радует. Так, исследования кафедры современной истории Университета Гумбольдта показывают, что взгляд на объединение Германии у западных и восточных немцев различается. Нами исследовались две группы – западные и восточные немцы от 20 и до 30 лет. Западные на вопрос о том, какие ассоциации у них вызывает объединение Германии ответили – «Берлинская стена», «жертвы штази», конец «холодной войны». Восточные – «ГДР», конец «холодной войны», «наше детство». Я тоже не думаю, что достигнуто 100-процентное сближение двух немецких наций. По поворотным монетам истории — вторая мировая война, ГДР, «холодная война» — дискуссии возникают постоянно.
— До и после объединения Германии в 1990-м году, как сильно различались подходы двух немецких государств к формированию исторической памяти?
— ФРГ шла путем внутриобщественных сопротивлений, конфликтов, нелегального ренессанса неонацизма и дебатов, которые примерно в конце 70-х, может, в 1980-е годы трансформировались в критичное переосмысление прошлого. Формирование общественной памяти из темных страниц прошлого – это результат вмешательства гражданского общества. В ГДР существовала диктуемая государством, утвердительная культура воспоминаний. Она призвана была узаконить, с точки зрения демократии ГДР, новую антифашистскую Германию. В итоге закосневшие, избитые формулы и ритуалы выхолостили эту культуру воспоминаний. Диагноз – «преждевременная кончина» — ей поставило исследование конца 80-х годов ученых из бывшей ГДР. В нем, на базе школьных и вузовских социологических замеров, ученые задавались вопросом, — почему молодые люди не хотят ходить к памятникам Второй мировой войны? Исследование показало, что с точки зрения молодых людей, «история закончилась». Ведь пропаганда ГДР гласила, что фашизм полностью искоренен. То исследование так и не было опубликовано, но для исторической науки это ценный урок. И в единой Германии при случае заявляют, что история разъединенной Германии счастливо завершилась объединением в 1989-90 годах, но опасность возрождения идей насилия, к сожалению, сохраняется в любом обществе. Для чего требуется постоянное критическое, иногда конфликтное переосмысление истории вместо преподавания неких застывших схем.
— Если Германия так кропотливо работает над сближением двух немецких наций, то почему на ее востоке растет ностальгия по ГДР?
— Мне кажется, мы имеем дело с несоответствием между социальной и политической памятью. В воспоминаниях людей та эпоха осталась частью их биографии и личностной идентификации. Неожиданное и полное обесценивание половины, а для кого-то и всей прожитой жизни приводит к опосредованному сопротивлению через воспоминания – к той самой «ностальгии по ГДР». Психологически это нормально. Другое дело, что в ГДР школьники, а потом и студенты получали только одну картину истории, не имея возможности сравнивать и формулировать свое мнение об истории. Она получали сказку и сразу не доверяли ей, потом, не интересуясь историей. Теперь, они знают: то в какой форме была представлена им история – это неправда. Принять такую мотивировку может не каждый. Но это одна сторона проблемы. Другая – в объединенной Германии часть немцев бывшей ГДР болезненно ищут свое место. Дело, в первую очередь, в безработице. Но есть еще и третья сторона болезненного сближения двух Германий: восточные немцы охотно едут на запад Германии, а западные немцы восточной частью родины почти не интересуются.
— Почему?
— Трудно сказать. Я как историк лицо заинтересованное. Когда пала Берлинская стена, я была студенткой. На меня это событие оказало огромное влияние. Оно мне помогло расти и как личности, и как историку. Но я внутри процесса и часто сталкиваюсь с молодыми людьми, выросшими на той истории ГДР, которой они не доверяют. А этим молодым людям не очень доверяет массовый западный немец, к тому же, как я уже сказала, не очень интересующийся восточной частью своей страны. Могу только предположить почему – чувствуют себя успешными, дистанцируясь от переживаемых неудач восточных немцев. А отсюда – разочарование восточных немцев от завышенных надежд на объединение или ожиданий от их последствий. Как промежуточный итог – ностальгия.
— А насколько остра проблема «третьей Германии» — бывших российских немцев, которые переселились в Германию в 90-е годы, и тоже болезненно адаптируются на исторической родине?
— Есть разные исторические проекты, связанные с историей русских немцев или поздних переселенцев, как их у нас называют. Я хорошо знаю проект Доротеи Вирлинг, профессора Института современной истории в Гамбурге. В том числе и на основе ее исследований наши власти ограничивают и сужают потоки «поздних переселенцев» из России. Опыт их возвращения в Германию показывает, что они пока слабо интегрируются в немецкое общество. Это вызывает определенное напряжение, как в среде «поздних переселенцев», так и местного населения. Вот власть и реагирует. Теперь в Германию они могут приехать жить только после сдачи экзамена на первоначальное знание немецкого языка, что по силам не каждому переселенцу из России. Кстати, еще одна внутри немецкая проблема поздних переселенцев – часто германское общество просто не знает о русских немцах. История их эмиграции в Россию и даже возвращения в Германию малоизвестна. Это еще одна проблема исторического мировоззрения нации — памяти об эмиграции нет или почти нет. Впрочем, это мировая тенденция – всюду эмиграция и иммиграция не являются частью той национальной истории, которую хотят помнить и изучать.
— Как думаете, почему?
— Опять цивилизационная проблема – нет желания критично относиться к своей истории. А она наказывает за такое к ней отношение. Если бы немцы осознавали историю собственной эмиграции, возможно, они не стали бы так долго игнорировать проблемы иммиграции и интеграции внутри Германии. Самокритичность нужна любому обществу, чтобы оно не утратило духа человечности.
Беседовал Владимир Емельяненко