По площади Шарля де Голля патрулируют жандармы. Над зданием мэрии и префектуры департамента развевается трехцветный флаг Французской Республики. В ресторане при отеле «Иль де Франс» подают только французские вина. И Жак Ле-Юненен, бывший мэр, дарит мне маленькую книжечку с таким посвящением: «Мсье Харальду Хамрину — на память о коротком посещении островов Сен-Пьер и Микелон, скал, за которые накрепко зацепились шесть тысяч французов».
Потом мы вышли на улицу перед домом Ле-Юненена, где было немного светлее, и фотограф Исакссон сделал несколько снимков мэра-пенсионера с золотыми настольными часами Шарля де Голля в руках. Между прочим, эти часы имеют свою историю. Они стоят в столовой Ле-Юненена с того памятного дня 20 июля 1967 года, когда президент Франции, посетив Сен-Пьер, уплатил острову свой старый долг: во время войны руководителю Свободной Франции генералу де Голлю было необходимо вывести из-под удара гитлеровской Германии часть оставшихся в его распоряжении военно-морских сил — несколько патрульных судов под командованием адмирала. Они ушли на другую сторону Атлантики и бросили якоря в единственной французской гавани, которой располагал тогда генерал,— в гавани острова Сен-Пьер.
В те тяжелые годы Сен-Пьер все еще оставался старейшей колонией Франции. Сегодня — это самый молодой (и самый крошечный) департамент.
Мы попали в Сен-Пьер «с третьей попытки» — самолет не мог пробиться сквозь окутывавший его непроницаемый туман Атлантики. И это как бы подтверждало представление о внешней недоброжелательности острова — скалистой гряды, протянувшейся вдоль южного берега Ньюфаундленда: ни деревца, ни даже кустарника, насколько видит глаз. Осенью — непрерывные штормы, ревущие в переулках городка и обрушивающие водяные горы на волнорез в гавани. Зимой — постоянная темень, опускающаяся на Сен-Пьер с широт Лабрадора и Ньюфаундленда.
Ле-Юненен со смесью гордости и печали рассказывает, что в течение нескольких столетий на отмелях вокруг Сен-Пьера нашли свою гибель шестьсот пятьдесят судов.
— У нас здесь самое большое морское кладбище в мире,— добавляет он.
Сен-Пьер и соседний островок Микелон были открыты одним португальским мореплавателем в 1520 году. В то время они были совершенно необитаемы. Спустя несколько лет на них предъявила претензии Франция, но оседлое население появилось здесь не ранее 1604 года.
В течение последующих почти двухсот лет Сен-Пьер и Микелон по меньшей мере девять раз меняли хозяев — ими поочередно владели то Франция, то Англия.
Только по окончании эпохи наполеоновских войн Англия сделала величественный жест, окончательно отказавшись от своих притязаний на Сен-Пьер и Микелон — таким образом, французские рыбаки пересекавшие Атлантику для ловли трески на банках вдоль североамериканского побережья, получили возможность укрываться в собственной гавани до прекращения штормов.
На Сен-Пьере по-прежнему все говорит о рыбе и рыбаках. В гавани стоят траулеры из Бреста — с «материка», из далекой Франции. В самолете, когда мы летели из Канады, нашими спутниками было несколько десятков испанских моряков, которые на следующий день уже были зачислены в команды траулеров. Единственными постояльцами в отеле, кроме нас, были несколько японских бизнесменов, которые, как говорили, пытаются продать здесь свои морозильные установки.
На берегу лежат рыбачьи лодки, вытянутые за пределы досягаемости прилива. Дальше, у причальной стенки гавани, теснятся траулеры.
За последним домом поселка начинается унылое кладбище, без травы, деревьев или цветов; если не считать пластиковых роз, не боящихся зимней непогоды.
Здесь же сооружен монумент в честь сыновей Сен-Пьера, павших на полях сражений во Франции, Германии и Бельгии в двух мировых войнах.
Утром, в понедельник, мы отправляемся на аэродром. Над Сен-Пьером снова висит толстая пелена тумана, как бы говоря, что улететь отсюда так же трудно, как и добраться сюда.
Харальд Хамрин
«Дагенс Нюхетер», Стокгольм.