Добавить сайт в избранное
Однажды, еще толком не разобравшись в японской действительности, я шел со своей японской женой по японской же улице и увидел впереди старушку лет этак двухсот на вид. В каждой руке у нее было по огромному кульку с продуктами, которые, казалось, тянули ее еще ближе к вечному покою. Я, естественно, ринулся помочь, однако жена меня резко остановила.
– Почему это? – спросил я.
– А потому, – сказала жена, — что если ты донесешь ей сумки, в ближайшую субботу она придет к тебе с пирогами благодарить. На Новый год тебе самому придется раскошеливаться на какой-нибудь подарочек, и так до самой смерти. К тому же она купила ровно столько, сколько может донести сама.
Я плюнул на предрассудки, донес старухе сумки и… получил именно то, что предсказала жена – разве что вместо пирогов мне принесли рисовые лепешки.
Многое из того, что у нас на родине легко дается, принимается и забывается, в Японии очень четко регламентировано. За каждую услугу должно быть точно вымеренное вознаграждение. Есть два специальных праздника, существующих исключительно для дарения, и целая индустрия рассылок подарков с обертками на каждый случай жизни. Поэтому по возможности принимаешь услуги только от тех, с кем готов потом состоять в “дарственных отношениях” всю жизнь. Я привык к такому раскладу. Привык, да не совсем.
Трудно отделаться от привычки уступать место в транспорте. Места для престарелых имеются, но не уступает их никто. Я уступаю только тогда, когда вижу, что человеку действительно плохо. И все равно многие отказываются, а те, кто все же садится, или просиживают до своей станции, увлеченно рассматривая собственные ботинки, или же благодарят и извиняются так усердно, что начинает казаться, что человеку было бы намного спокойнее пешком постоять. Недаром в японском языке слово сумимасэн (“извините”) буквально значит: “этим дело не кончится”. То есть теперь мы с вами связаны до гроба.
После пятнадцати лет в стране начинаешь следовать даже таким обычаям, которые тебе не слишком нравятся, и одно время я машинально подсчитывал все услуги, как настоящий японец, многословно благодарил, щедро отдаривал и того же ожидал от окружающих.
А потом понял, что ошибался.
Началось все с того, что во время поездки в Латвию меня с приятелем остановил на дороге незнакомый нам обоим дядя и попросил моего друга дотянуть его машину куда-то на другой конец города. У него, мол, машина сломалась, сам он дальнобойщик, этой же ночью в рейс ехать, а до фирмы не доберешься. Приятель довез. А дядя лишь сказал: “Ну, парни, бывайте!” – с довольной улыбкой помахал нам рукой и убежал дальнобоить.
– А что такого? – удивился мой приятель. – Он бы мне тоже помог.
После японского регламента эта система отношений показалась мне более… функциональной. А потом, уже вернувшись в Японию, я попал в еще более убедительную ситуацию.
Одной гражданке Страны восходящего солнца я оказал очень большую услугу: спас ей жизнь. Дело было в Японских Альпах, возле горы Дзёнэн, три тысячи метров над уровнем моря. Начался ураган с проливным дождем да ветром двадцать семь метров в секунду, палатка легла мне на голову кучкой поломанных шестов, и пришлось стучаться в приют альпинистов. Вскоре с вершины спустился мальчик, едва державшийся на ногах, промерзший и вымокший до нитки. Отогревшись, он сообщил, что еще одна дама осталась где-то наверху. Немедленно было решено отправить поисковую группу.
Начитавшись в детстве библиотеки приключенческой литературы, я всю жизнь мечтал о таком шансе. Решив, что группа будет состоять из крепких альпинистов и можно будет пристроиться где-нибудь в хвосте и примазаться к славе, я немедленно вызвался участвовать. Мне выдали резиновые сапоги (почему-то дырявые) и термос с теплым чаем, и я вылетел из приюта наружу. Тут-то и обнаружилось, что вся поисковая группа состоит из меня да паренька лет семнадцати. Часа через два, когда от теплого чая почти ничего не осталось, мы каким-то чудом нашли прикорнувшую у скалы даму, похожую на свеженький труп. Как мы умудрились дотащить ее до приюта – не знаю. Но дотащили. Там ее отогрели и уложили спать. А на следующее утро оказалось, что дамы и след простыл.
Решила ли она, что услуга была слишком велика? Что японский регламент требует от нее слишком многого? Не знаю. Но думаю, ей было бы гораздо легче жить, если бы у нее была культурно санкционированная возможность просто сказать нам перед уходом: “Ну, парни, бывайте!”
Текст: Юра Окамото
