Странная Арктика

Свальбард – Грумант – Шпицберген: get in, get rich, get out

Шпицберген в переводе с голландского означает «остроконечные горы». Так назвал острова голландский мореплаватель Виллем Баренц, доплывший до этих берегов в 1596 году. Но давший островам их нынешнее название и положивший их на карту Баренц был вовсе не первым, кто их открыл.

Еще в средневековых скандинавских хрониках упоминается некая земля «Свальбард» (дословно «Холодные Берега»), но точно неизвестно, к какому именно острову оно относилось. По крайней мере, следы присутствия викингов там до сих пор не обнаружены. Зато точно известно, что еще с XIV–XV веков сюда проложили дорогу наши поморы, промышлявшие добычей морских животных и ловлей рыбы, а в середине XVI века на Шпицбергене уже существовали их поселения. От них остались и старинные кресты, и могилы, и даже жилища. Русские называли архипелаг «Грумант».

После голландского «открытия» к берегам архипелага, прежде всего западным, где климат наиболее мягкий благодаря «отголоскам» Гольфстрима, устремилась масса китобоев из Нидерландов и других стран. И избиение морских гигантов там продолжалось вплоть до начала XIX века, когда китов в здешних водах уже почти не осталось. При этом поморское присутствие на Груманте-Шпицбергене-Свальбарде не прекращалось – русские регулярно ходили туда на промысел, и это было весьма прибыльным, хотя и опасным занятием.

Активное исследование Шпицбергена началось с конца XIX века, причем уже не только русскими — в первую очередь, Швецией и Норвегией, объединенными в то время унией. Интерес к Шпицбергену в те годы был вызван, в первую очередь, обнаружением там полезных ископаемых. В начале прошлого века американские, британские, шведские, норвежские и русские компании стали разрабатывать здесь каменный уголь. Первым в крупных масштабах его стал добывать американец по фамилии Лонгйир, который и основал поселок, ставший сегодня столицей Шпицбергена. Его называют сейчас Лонгйирбюен («Город Лонгйир»), или просто Лонгйир.

Многое об архипелаге я узнал от сопровождавших нас в поездке Стейнара Роргемоена и Стейна Туре Педерсена из Basecamp Spitsbergen и Муну Хелен Барлиен из Svalbard Tourist Board.

Жизненный принцип приезжавших на Шпицберген был таким: «Get in, get rich, get out» — «Приехать, разбогатеть, уехать» — говорит Стейн Туре.

Эксплуатировать богатства архипелага хотели многие, а вот брать на себя ответственность за него желающих не было. Но в 1920 году в Париже был подписан Шпицбергенский договор (или Свальбардский трактат), согласно которому с 1925 года архипелаг переходил под суверенитет Норвегии в качестве отдельной административной единицы под управлением губернатора, однако сохранял права предпринимателям всех подписавших договор стран на экономическую и деятельность на Шпицбергене – в обозначенных зонах и в соответствии с норвежскими законами. При этом утверждался демилитаризованный статус архипелага.

В 1935 году к договору присоединился СССР – началась добыча угля в основанном еще голландцами, но заброшенном ими поселке Баренцбург.

Сегодня из полусотни подписавших договор стран на архипелаге реально и постоянно присутствуют всего четыре – Норвегия, Россия, Польша и Китай, причем последние две только в виде научных станций.

Попробуйте «Радио»

Из Лонгйира, куда прибывают самолеты с «большой земли», мы почти сразу на скоростной полярной лодке десантировались на мыс Линнея у входа в Исфьорд – место отдаленное и дикое.

По пути по серому, мрачному, но довольно спокойному морю с воды неплохо просматривался заброшенный поселок Грумант. Некоторые здания еще неплохо сохранились, но небольшая железная дорога от поселка к так называемой Колбухте, где был порт, говорят, полностью разрушена. А о существовании порта напоминают какие-то железные сооружения на берегу и полузатонувшая ржавая баржа…

С самолета, да и с моря все дальние берега кажутся чем-то синевато-серым с белыми прожилками. Но на самом деле цветовая палитра островов гораздо разнообразнее. Есть ледники, спускающиеся своими широкими языками прямо в море. Есть голые скалы, есть тянущиеся на километры нагромождения черных камней, снесенных с гор и не обточенных ни ледником, ни океаном, а среди них – вдруг розовые нежные цветы. А есть и зеленые склоны – чем зеленее, тем, говорят, богаче удобрен птицами грунт. Есть участки с травой, а есть просто темно-карие пространства северной пустыни. Среди гор попадаются небольшие участки равнины – где-то на ней есть даже травка, где-то лишайники. А где-то — просто бурая усыпанная камнями поверхность. И на плоских берегах полно плавника. Я теперь понимаю, из чего строились, чем обогревались здесь зимовщики – дров на побережье с избытком.

Несмотря на то что все эти зимовщики приходили сюда бить морского зверя, его здесь тоже сохранилось немало. С высокого мыса Линнея я видел целую стаю белух. Мы специально ходили к сползающему в море леднику Эсмарк в заливе Юмербукта смотреть ластногих, а потом оказалось, что прямо на досках причала на марине Лонгйира утром можно увидеть нежащегося тюленя…

Сегодня 65% территории архипелага (40 тыс. кв. км) объявлены охраняемыми зонами. Что же касается «человеческого присутствия», то по местному закону, все, что было оставлено или создано людьми до 1 января 1946 года, считается историческим наследием и подлежит охране.

В 1933 году на мысе Линнея создали радиостанцию и соорудили маяк: это — самая оживленная точка на морских путях к архипелагу. Во время войны станция Isfjord Radio как стратегический объект была разрушена. Но потом ее восстановили, и она вновь стала важнейшим телекоммуникационным центром связи с «большой землей».

Сейчас там остался только маяк, и люди покинули станцию. А «Isfjord Radio» была переоборудована в гостиницу, ставшую мне на два дня домом.

Это очень необычное место. Внешне все оставлено как было: с виду – полярный поселок. Несколько довольно невзрачных с виду домиков, антенна, старенький маяк в отдалении и… современная огромная «тарелка».

Зато стоит войти в здание бывшей радиостанции, попадаешь в атмосферу уюта и современных удобств, включая хороший ресторан и бар. К обеденному залу примыкает библиотека, где раньше – до всех запретов на курение в общественных местах – курили бы трубки и сигары…

Здесь работает интернет, но нет мобильной связи. Добраться сюда можно только по морю – 80 километров от Лонгйира. Здесь подают и собственное вино «Radio», которое делают на заказ где-то в Южной Европе, но дальше чем на несколько метров от домов одному отходить не стоит – даже в недалекую прогулку к маяку нас сопровождали Стейнар и Стейн Туре с неизменными ружьями и биноклями: вдруг появится белый медведь?

Это сделал богатый норвежец, финансист Свейн Вильхельмсен, основатель «Basecamp», который продал все свои активы и занялся дружелюбным к окружающей среде и населению туризмом. Его концепция — максимально использовать все местное, вписываться в окружающую среду, не причиняя ей вреда, а по возможности и восполняя утраченное.

Я обнаружил любопытные заметки о путешествии на архипелаг в 1934 году блестящего английского писателя Ивлина Во. Правда, тогда это было, судя по его описаниям, достаточно рискованное и полное неудобств предприятие, и свой очерк писатель озаглавил «Фиаско в Арктике». Как я теперь понимаю, в очерке Во порой сгущал краски и позволял себе пофантазировать.

Нынешние туристы, приезжающие на Шпицберген, едва ли могут подвергнуться опасности. Надо лишь избегать встреч с белыми медведями и во время морских походов не подходить слишком близко к спускающимся к морю ледникам, которые имеют нехорошую привычку неожиданно обрушиваться и стремительно сползать в воду…

Развлечений на Шпицбергене масса. Летом — походы на каяках, скоростных лодках, катерах и яхтах к соседним островам, наблюдение за птицами и морскими животными. Зимой – поездки на снегоходах, катание на собачьих упряжках. Если Isfjord Radio закрывается на зиму, то, когда море покрывается льдом, открывается шикарный – единственный в мире – отель на вмерзшем во льды паруснике…

Арктическая природа действительно не так скупа, как кажется на расстоянии. Но еще интереснее люди, живущие и действующие на ее фоне.

Босиком на званый ужин

В Лонгйире вроде бы все как обычно – аэропорт с лентой для багажа, у здания такси и минивэны. Только снаружи стоит столбик с указанием невероятных расстояний до мировых столиц и знаком «животные на дороге» с изображением белого медведя.

Живет здесь менее двух тысяч человек. Целые кварталы одно-двух-трехэтажных разноцветных домов. Есть и «типовая» застройка, есть и совершенно индивидуальные здания, но большинство – новые. Все – из дерева. За домами стоят ненужные летом снегоходы, зато перед всеми магазинами, барами и прочими «общественными» заведениями – паркинг велосипедов. Как в Осло или Копенгагене…

Из нескольких шахт в окрестностях Лонгйира функционирует всего одна – она снабжает углем местную электростанцию, последнюю в Норвегии, работающую на этом виде топлива. В настоящее время единственной крупной рентабельной шахтой на архипелаге является Свеагрува: на ней вахтовым методом работают несколько сот шахтеров.

Меня, кстати, всегда удивляло: а почему в такой арктической дали добывают уголь? Оказывается, на то есть две причины. Во-первых, здесь от шахты порой несколько сотен метров до причала, а на корабле – дешевый путь в Европу. Во-вторых, шпицбергенский уголь отличается очень высоким качеством – именно на нем варят сталь, идущую на производство деталей для автомобилей BMW.

Научная деятельность в Лонгйире сосредоточена в Музее Шпицбергена, в Университете. А сравнительно недавно на деньги норвежского правительства на острове было выстроено Всемирное семенохранилище, так называемое «хранилище Судного дня». В этом хранилище в недрах горы, где поддерживается постоянная температура –18 градусов, находится банк семян как домашних, так и диких растений, рассчитанный на выживание в том числе и в условиях ядерной войны.

На главной улице поселка довольно людно. Причем понять, кто местный, а кто приезжий – довольно сложно: публика пестрая и разноязыкая. В Лонгйире живут представители 40 национальностей. А ведь есть еще и туристы, которых летом – помимо регулярных рейсов SAS из Осло и Трумсё – доставляют сюда и многочисленные круизные суда. Они стоят у причала в порту и на рейде – порой для всех места у пирса не хватает.

В полночь прохожу мимо сувенирного магазина. Двери, как ни странно, открыты. Смотрю на часы работы – до 19.00. Но все же заглядываю: «Hi!». Потом не удерживаюсь от вопроса: «А почему открыты так поздно?» — «Круизный лайнер с немцами пришел. Сейчас туристы приедут…»

На главной улице – супермаркет, а при нем винный магазин Nordpolet. Его название — игра слов Nordpolen («Северный полюс») и Polet, как в Норвегии сокращенно называют магазины Vinmonopolet — государственной торговой сети, имеющей монополию на торговлю алкоголем. На Шпицбергене «монополии» нет — здесь нет налогов на спиртное, и оно значительно дешевле, чем на материке. На крепкий алкоголь, правда, существуют ограничения. Две бутылки в месяц. Зато вино и пиво можно покупать сколько душе угодно. У всех работающих в Лонгйире есть «винные карты», в которых отмечаются покупки. А туристам делают отметку на билете – обычно на электронной распечатке.

В городе есть несколько баров. Karlsberger славится своим огромным выбором напитков, и особенно виски. Однако по части вин его превосходит Huset, большое здание на окраине, в возвышенной части поселка. Это и клуб, и ресторан, и концертный зал. Именно в нем приветствовали норвежскую королеву, когда она приезжала на Шпицберген. Некогда это был некий «дом культуры» для горняков (отсюда и название Huset — «Дом»). Потом он не раз менял свое предназначение, пока его не взял в свои руки приехавший из Стокгольма Томми (так он мне представился), собравший огромную коллекцию вин – 22 тысячи бутылок 1100 сортов. И все можно попробовать. Томми, показывая свои погреба, где есть немало весьма редких и винтажных напитков, не скрывал гордости: еще бы, у человека едва ли не самое богатое собрание вин во всей Северной Европе!

Для поездки в бар или ресторан по особенно торжественному случаю вроде свадьбы или дня рождения можно нанять лимузин. Его услугами пользуются иногда и оригиналы-туристы, решившие совершить экскурсию по поселку и окрестностям. Правда, далеко тут не уедешь – всего 40 километров дорог…

Хотя Шпицберген — часть Норвегии, его территория не входит в Шенген, так что приехать сюда может любой. Но надо, чтобы было где жить и работать. Безработных здесь содержать некому, а бездомные в здешнем климате больше нескольких дней не просуществуют.

При этом здесь нет «коренных жителей» – рождения и смерти здесь не предусмотрены. Хотя в Лонгйире есть хорошая больница, рожениц загодя отправляют на материк. Как и тех, кто, скажем так, готов к смерти. В здоровом климате болеют редко, но именно из-за климата здесь никого не хоронят. Во-первых, в местных условиях тела очень долго не разлагаются, а во-вторых, вечная мерзлота вытолкнет гроб, и его содержимое будет служить приманкой для медведей. Чуть в стороне от поселка есть, правда, небольшое кладбище с белыми крестами, но меня уверяли, что это кенотафы.

Зато в поселке я насчитал пять гостиниц.

На Шпицбергене соблюдается любопытное правило, сохранившееся со времен полярников и живущее у нас в отдаленных деревнях: при входе в дом снимать обувь. Поэтому в ресепшнах всех отелей – полки для туфель. Разулся – и дальше в носках…

Представmnt себе: ужин в ресторане фешенебельного отеля (три этажа, лифт). Официантка перечисляет названия блюд: суп-пюре из морепродуктов, жареная оленина, крем-брюле (не мороженое, а горячий десерт). К первому — белое из долины Луары, к мясу – австралийский шираз, в завершение трапезы – десертное Nederburg из Южной Африки. Все так изысканно и манерно, и все, кроме официантки, при этом – босиком…

Обслуживавшая нас девушка оказалась русской, из Калининграда. Она работала в баре на русском круизном теплоходе, который ходил к берегам Шпицбергена. Из-за неожиданного сползания ледника, к которому слишком близко подошло судно, пострадал не только корабль, но и многие находившиеся на борту. В результате она осталась здесь надолго, а теперь вот работает в гостиничном ресторане.

Ее соотечественница и подруга, работающая там же, на ресепшне, предложила мне последний экземпляр газеты Icepeople, «самой северной альтернативной газеты в мире» — четыре полоски формата А4. Я уже знал, что в Лонгйире выходит Svalbard Posten — самая северная (настоящая!) газета в мире, и вот выяснилось, что у нее есть конкурент! Из «Ледяных людей» я узнал о том, что после двухлетнего перерыва на обновление экспозиции открывается шпицбергенский музей воздушных судов, а о том, что после 72 дней пути на лыжах и каяках завершили свой 1600-километровый поход на Северный полюс два отважных путешественника!

Преступности и даже хулиганства – при всей доступности спиртного — здесь практически нет. На Свальбарде семеро полицейских зимой, десять летом. В чем состоит их работа? По крайней мере, по статистике, они раза два в год разбирают случаи убийства медведей. Эти белые хищники находятся под охраной – стрелять позволено лишь для самообороны. Если выстрел был произведен в спину и с расстояния менее 20 метров – это считается убийством и карается по закону. Впрочем, летом медведи не подходят даже к окраинам поселка.

Назад в СССР

Баренцбург приветствовал выложенной на склоне горы над поселком надписью «Миру – мир!», вереницей разновеликих и разномастных промышленных и жилых построек, явно принадлежащих к разным эпохам, и ведущей наверх от пристани деревянной лестницей, в которой я насчитал 296 ступеней…

В Баренцбурге живет более 500 человек. Причем много людей семейных. 30 детей, от полутора до 14 лет, ходят в школу и садик.

Работа здесь по контракту. Сначала – на год. Если все складывается нормально, его продлевают еще на два года, и тогда оплачивают проезд в отпуск. Средняя зарплата в Баренцбурге по нашим меркам очень приличная – 65 тыс. рублей в месяц.

В поселке в ходу пластиковые карточки. Но свои, особые – «Арктикугля». Такие суррогатные деньги — пережиток советского периода, когда расчеты в норвежской валюте на территории советского предприятия были идеологически неприемлемы, а оборот иностранной валюты, каковой являются рубли, на территории Норвегии был запрещен. Даже сегодня норвежскими кронами можно расплатиться только в паре мест, куда заходят туристы.

Представитель «Арктикугля» Виталий Шутко, ведающий здесь туризмом, говорит, что многие хотели бы перебраться отсюда в Лонгйир. Но для этого надо знать три языка. «У меня они есть – русский, украинский и английский …» — смеется он.

В центре Баренцбурга выше по склону построены в основном большие, в несколько этажей, кирпичные здания. Но вдоль лестницы от пристани стоят деревянные дома барачного типа. «Нет, в них уже не живут», — говорит Виталий по пути наверх. Когда идем уже обратно к пристани, к верхней площадке лестницы подъезжает желто-рыжий «пазик» без номеров. Из него за нами вниз шагает группа рабочих в телогрейках, с виду — таджиков. На полпути вниз они сворачивают к одному из деревянных домов, где «уже не живут», и на крючке у входа вырастает горб серых телогреек…

Здесь есть аккуратная гостиница с баром и сувенирным магазином. В баре цены, конечно, ниже норвежских и даже лонгйирских, хотя тоже выражены в NOK, но для русского человека они все же немного нелепы. Например, пачка российских сигарет стоит примерно 140 рублей на наши деньги. Зато виски всего 110 за 50 граммов, а кофе – эспрессо или капучино — вообще дешевле 90 рублей.

Сверху из центра поселка видна деревянная церковь. Поставлена в память о жертвах авиакатастрофы, происшедшей здесь в августе 1996 года, когда при посадке в аэропорту Лонгйира наш чартер с шахтерами и членами их семей врезался в гору.

В туалете дома культуры – с горячей водой и туалетной бумагой — привлекает надпись над раковиной: «Убедительная просьба! Не закрывайте холодную воду!». Обычно убедительно просят закрывать краны. Спрашиваю у женщины, сидящей у входа в музей. «Ой, это забыли убрать с зимы. Просто у нас проблема с теплоизоляцией — если воду выключить, она замерзает».

Памятник Ленину в Баренцбурге (как же без него!) – самый северный в мире. За ним – вытянувшееся в длину четырехэтажного кирпичного дома панно с лозунгом: «Наша цель – коммунизм!»

«Мы думали в свое время его убрать, а потом решили оставить – пусть все будет так, как когда-то было», — говорит Виталий.

Наверное, он прав. Длительная изоляция Баренцбурга как от норвежской части острова, так и от континентальной России сегодня составляет основу его туристической привлекательности. Если иностранные туристы и приезжают сюда, то именно для того, чтобы увидеть это самое «как было».

Но все-таки после Лонгйира здесь удивляет, в первую очередь, не «тяжелое наследие» СССР. Удивляют люди — смурные, озабоченные, с потухшими глазами.

Соцсюрреализм

О поселке Пирамида я слышал еще до поездки на Шпицберген – причем от норвежцев, которые говорили о нем с неким восторгом, как об очень необычном и красивом месте.

Пирамида была основана шведами еще в 1910 году, а с 1927 года стала советской. В свое время поселок должен был стать визитной карточкой СССР в Арктике: высокий уровень жизни и современные технологии, как предполагалось, компенсировали жителям длящуюся три месяца полярную ночь, отрезанность от мира из-за замерзающего моря и среднюю летнюю температуру в плюс 5 градусов. Здесь были школа и детский сад, поликлиника и больница, во дворце культуры крутили кино, работали библиотека, кружки и музыкальная студия. Все здания были построены по спецпроектам, для условий вечной мерзлоты и полярной ночи, из самых лучших материалов. Работать здесь было престижно и выгодно…

В 1960-1980-е, годы самого высшего расцвета, когда население поселка превышало тысячу человек, были построены многоэтажные капитальные здания и порт. Однако данные советской геологической разведки на шахте оказались ошибочными, и к началу 1990-х годов добыча угля резко упала и стала нерентабельной. 31 марта 1998 года были подняты последние тонны угля, и шахта была закрыта, о чем напоминает теперь груженая углем вагонетка-памятник. Уехали и последние обитатели Пирамиды, оставив технику, мебель, картинки и стенгазеты на стенах и цветы в горшках.

Из Баренцбурга до Пирамиды на скоростной полярной лодке часа полтора ходу. Сам поселок стоит немного в стороне от берега и от порта. Причальные сооружения с отслужившей свое покореженной погрузочной техникой, то ли просто с грудой металлолома, особенно впечатляюще смотрятся на фоне потрясающего пейзажа — горы правильной конусообразной формы, которая и дала имя поселку, и спускающегося к воде ледника чуть в отдалении…

Нашим гидом был выпускник геофака СПбГУ Дмитрий, увлеченный молодой человек, который мечтал после окончания учебы работать в Пирамиде и при помощи интернета свою мечту осуществил.

Он ведет по поселку, с собой — ключи от всех зданий, предусмотренных для показа: дворец культуры, бассейн, столовая.

Если бы этот заброшенный поселок находился в ином месте, то все стены давно были бы исписаны, все углы и подъезды загажены, окна перебиты… А тут целыми остались не только окна, но и целые стеклянные стены, как во Дворце культуры. Через стекло видна панорама поселка – с памятником Ленину, обелиском, кирпичными жилыми домами и все тем же эффектным белым ледником, который вдали сползает прямо в воду… Сюрреалистический фон для мертвого города.

Зимой в Пирамиде остаются два человека – они занимаются жизнеобеспечением поселка. Топят котельную, которая обогревает дома, следят за работой генератора, который дает свет. Угля – добытого, но не вывезенного – осталось столько, что о будущем можно не беспокоиться…

Есть в Пирамиде и гостиница — называется «Тюльпан». Правда, пока официального статуса она получить не может – все-таки норвежцы должны ее сертифицировать.

На одном из домов висит и вывеска норвежской почты – самая яркая и внушающая доверие вывеска в поселке. Но почта – увы! – уже давно не работает.

Зато в гостинице работают столовая, где к запаху пустоты и гнилых помещений примешивается аромат свежей выпечки, и сувенирный магазин – правильнее сказать, не магазин, а возможность купить сувениры из Пирамиды: Дмитрий идет куда-то за ключами, чтобы отпереть что-то и продать за норвежские кроны книжки и другую меморабилию. Две вполне любезные тетечки кухарят там – хлеб каждый день свежий.

При всей своей заброшенности Пирамида выглядит гораздо привлекательнее обитаемого Баренцбурга, поселок ярче и даже как-то живее. По крайней мере, здесь нет тяжелого ощущения убогости. Может, просто потому, что вокруг нет смурных людей?

«А зачем здесь все это поддерживают?» — не могу не спросить я.

«Надо сохранить свое присутствие. На будущее, для туризма…»

В самолете по пути в Трумсё соседями по креслу оказалась пожилая пара из Тронхейма, возвращавшаяся с короткого отдыха в Лонгйире домой.

«У нас были накопленные мили по бонус-программе SAS, и мы думали, куда бы слетать на выходные, — говорил мне вышедший на пенсию профессор архитектуры. – Сейчас всюду в Норвегии ужасная погода. Мы посмотрели прогноз – теплее всего на Свальбарде. И не ошиблись!»

А я вспомнил первую фразу очерка Ивлина Во о его «фиаско» в Арктике: «Как только мы пересекли Полярный круг, сразу стало теплее».

Текст и фото: Никита Кривцов

Автор благодарит Совет по туризму Норвегии Innovation Norway (www.visitnorway.ru) за организацию поездки на Шпицберген.