Красноречивая отставка

Попытка спасти заложников, которой С. Вэнс так энергично сопротивлялся, была, если можно так выразиться, каплей, переполнившей чашу. В более широком смысле слова после трех с половиной лет государственный секретарь в конце концов решил, что он уже не может быть выразителем внешней политики, в которой упор перенесен с примирения на конфронтацию.

Со стороны человека, который построил всю свою карьеру на верности чувству лояльности, это потрясающий шаг. По словам высокопоставленных представителей правительственных кругов, Вэнс – единственный член Совета национальной безопасности, который высказывался против попытки вызволить заложников. Еще до того, как была предпринята эта попытка, он уведомил президента Картера о том, что, если его советом пренебрегут, он уйдет из правительства.

Но, как указывают официальные лица, это была лишь одна из многих проблем, обрушившихся за последние шесть месяцев на спокойного, консервативного по своим взглядам Вэнса. Было принято говорить, что, когда дело доходит до внешней политики, Картер высказывается в духе своего «по — ястребиному» настроенного советника по национальной безопасности З. Бжезинского, но действует более в духе тяготеющего к «голубям» Вэнса. В последние месяцы картина изменилась.

Вэнс возражал против того, чтобы публично превращать вопрос о советских войсках на Кубе (имеются в виду советские военнослужащие, работающие в учебном центре. –Ред.) в политическую проблему, считал, что президент чрезмерно бурно реагирует на появление русских в Афганистане, и принял на себя вину в случае с отречением от голосования Соединенных Штатов в ООН, когда те сначала осудили проводимую Израилем политику создания поселений, — не потому, что считал себя неправым, а потому, что был хорошим солдатом. Это – конец служебной карьеры, отмеченной знаком как лояльности, так и сдержанности, этих двух черт, столь характерных для Вэнса.

Все происшедшее обернется тяжелым ударом для Картера как в самой стране, так и за рубежом, считают сотрудники внешнеполитического ведомства и дипломаты. События, происшедшие сразу после постыдного фиаско спасательной операции, будут восприняты как признак того, что правительство начинает разваливаться. В момент, когда президент должен попытаться спасти свою администрацию, отставка самого высокопоставленного члена его кабинета и одного из наиболее уважаемых его советников – настоящая катастрофа. Как утверждают, другие официальные лица могут последовать примеру Вэнса.

Те же, кто придерживал язык, считая, что Картер заслуживает поддержки в это трудное время, или полагая, что президент поступил именно таким образом, потому что другого выбора у него не было, сейчас почувствуют себя гораздо свободнее в высказываниях. Оппозиция со стороны Вэнса ясно показывает, что у Картера были другие варианты.

По словам иностранных дипломатов в Вашингтоне, уход Вэнса будет воспринят в столицах их стран как подлинное бедствие. Большинство иностранных руководителей считали Вэнса единственным настоящим специалистом по внешней политике в правительстве Картера. С точки зрения многих иностранных должностных лиц, Картер неопытен, наивен и не уверен в себе. Они также критиковали Бжезинского за то, что он слишком импульсивен, эмоционален, задирист и не обладает опытом проведения внешней политики, а также необходимыми для этого способностями.

Но сейчас именно Бжезинский станет в правительстве главной фигурой в том, что касается внешней политики. Вряд ли у президента в момент кризиса будет время или желание налаживать тесные рабочие взаимоотношения с новым государственным секретарем, считают сотрудники правительственного внешнеполитического ведомства.

Окончательный разрыв Вэнса с правительством из-за в высшей степени рискованной спасательной операции – это символ продолжавшегося три с половиной года конфликта Вэнса с Бжезинским. До самого конца Вэнс считал, что единственный способ урегулировать кризис из-за заложников – это методично проводить переговоры. Он полагал, что использование силы даст результаты, обратные желаемым. Комментируя попытку освобождения заложников, Бжезинский заявил: «Я горжусь тем, что связан с этим делом. Я горжусь тем, что мы попытались сделать».

Вэнс был склонен рассматривать кризис как проблему американских дипломатов, удерживаемых на положении заложников. Бжезинский предпочитал рассматривать этот кризис в плане советско-американского соперничества на мировой арене. Вэнс относился к этому скорее как к проблеме индивидуальной, в то время как Бжезинский подходил к ней в геополитическом контексте. Если Вэнс и усматривал тут какую-то взаимосвязь, то только в том смысле, что, по его мнению, военные или даже экономические акции против Ирана дали бы нежелательные результаты. Он опасался, что такая акция подорвет позиции умеренных сил в Тегеране, желающих вернуть заложников.

По сути дела, кое-кто, в том числе и Бжезинский, считал, что у Вэнса «вьетнамский комплекс». Но важнейшие разногласия касались отношения к русским. Бжезинский ратовал за более жесткую позицию. Вэнс доказывал необходимость примирения и переговоров.

На первых порах Картер, по-видимому, колебался между этими двумя точками зрения. По словам иностранных должностных лиц, его политика была сбивчивой, а по временам просто непоследовательной из-за этих расхождений во взглядах между двумя его главными советниками.

Но с лета прошлого года, когда симпатии общественности к Картеру, судя по результатам опросов, резко упали, он начал не только говорить, как Бжезинский, но и действовать в его духе. Президент, заявлявший о том, что не следует сводить каждую проблему к советско-американским отношениям, начал поступать именно таким образом. Это – стиль Бжезинского.

«НЬЮСДЕЙ», НЬЮ-ЙОРК.

За рубежом, 1980, № 19.