Рихард Зорге — человек и разведчик

Образ советского военного разведчика Рихарда Зорге, героиче­ский подвиг, совершенный им во имя торжества мира на земле, легли в основу романов, сценариев, повестей, изданных во многих странах мира. Большинство зарубежных авторов, писавших о Зорге, рассказывает о нем в свойственной буржуазной печати сенсационной, детективной манере. Книга Ч. Уайтона, отрывки из которой мы публикуем, не свобод­на от этих недостатков, но отличается более документальным подходом к теме.

 

Рихарда Зорге с полным на то основани­ем называют крупнейшим разведчиком пе­риода Второй мировой войны. Советский Союз и косвенно весь коммунистический лагерь многим обязаны этому русскому агенту, сумевшему на протяжении несколь­ких лет аккуратно информировать Москву едва ли не о всех тайных замыслах стран оси. Сведения, которые Зорге сообщил Со­ветам в критическом 1941 году, помогли им удержать столицу и, вероятно, сыграли первостепенную роль в победе Красной Ар­мии на берегах Волги восемнадцать меся­цев спустя.

Будущий непревзойденный мастер раз­ведки родился в России 4 октября 1895 го­да. Его отец, по национальности немец, был женат на русской и работал рядовым инже­нером в Баку на одном из принадлежавших Ротшильду нефтепромыслов. Дед Рихарда, Фридрих Зорге, в свое время был близким другом Карла Маркса и видным деятелем Первого Интернационала — весьма суще­ственный фактор, который впоследствии определил судьбу внука.

Когда Зорге был еще ребенком, его семья переехала на родину отца и, купив виллу в пригороде Берлина, зажила типич­ной жизнью немецких бюргеров в кайзеров­ской Германии. Адольф Зорге, отец Рихар­да, несмотря на марксистское прошлое ро­дителей, ничем не отличался от завзятого прусского националиста бисмарковской вы­учки, больше всего гордившегося своим со­циальным положением и состоянием, кото­рое он сколотил в России.

 

ГЕРМАНИЯ

Молодой Рихард, или Ика, как его обыч­но называли мать, брат и сестры, оказался совершенно неприспособленным к казар­менной дисциплине, царившей в немецких школах. Слишком сильная и яркая лич­ность, он органически не мог подчиняться самодовольной посредственности. Внешне его бунт проявлялся в упрямстве, своево­лии, а иногда и в открытом отказе отве­чать на вопросы учителей. Однако в спорте Рихард не знал себе равных. В старших классах он увлекается произведениями Гё­те, Шиллера и Лессинга. Позднее к ним прибавились труды Канта. Возможно, что этот внезапно пробудившийся и несколько необычный в таком раннем возрасте инте­рес к серьезным философским работам отра­жал растущее восхищение юноши деятель­ностью своего деда.

Вскоре Зорге вступает в рабочий спор­тивный клуб в Берлине, чтобы, как он го­ворил позднее, «собственными глазами уви­деть лицо немецкого рабочего класса». В тот период Рихард был добродушным, ве­селым юношей и пользовался большой по­пулярностью среди сверстников. Однако, по его собственным словам, вплоть до на­чала первой мировой войны он не имел чет­ких политических взглядов и считал себя в некотором роде анархистом.

Летом 1914 года, возвращаясь на паро­ходе вместе с группой школьных товари­щей из экскурсии в Швецию, Зорге узнал о том, что началась война. Восемнадцати­летний юноша записывается добровольцем в армию, а через два месяца попадает в окопы во Фландрии. Во время сражения при Ипре Рихард получает первое ранение. Не­долгое лечение в полевом госпитале — и снова окопы. На этот раз судьба забрасы­вает его на русский фронт, где Зорге вновь ранят.

Тяжелая солдатская служба не прошла для него бесследно. По мере того как война принимала все более затяжной характер, в Зорге день ото дня нарастало недовольство существующим порядком вещей. Успешная революция большевиков в России в октябре 1917 года явилась своего рода последним камнем, из которых сложились его левые взгляды.

После демобилизации Зорге поступает в Кильский университет и, став членом крайне левой социально-демократической партии, с головой уходит в политику. Через несколько месяцев ему поручают руководство молодежной организацией этой партии. Он налаживает тесный контакт с революцион­ными матросами германского флота на во­енно-морской базе в Киле. И когда в конце октября в городе вспыхнуло восстание, Зор­ге принял в нем активное участие, без устали выступая с речами перед моряками и портовыми рабочими,

В начале 1919 года Зорге уже в Гамбур­ге. Официально он приехал туда, чтобы подготовиться к защите диссертации на сте­пень доктора социологических наук в Гам­бургском университете. В действительности его переезд обусловлен тем, что Гамбург в этот период становится главным центром немецкого революционного движения. В де­кабре того же года после слияния незави­симой социал-демократической партии со спартаковцами и образования Коммунисти­ческой партии Германии Зорге становится одним из ее активных функционеров. До­статочно сказать, что, когда весной 1920 го­да в связи с усилившимися полицейскими преследованиями Рихард переезжает в рай­он Аахена, где устраивается на должность школьного учителя, ЦК КПГ поручает ему руководство партийной организацией в этом районе. Вскоре его политическая деятель­ность привлекает внимание властей. Над головой молодого рабочего вожака собира­ются грозовые тучи. И когда Зорге избира­ют делегатом от Рейнланда на пленум ЦК КПГ, школьное начальство немедленно увольняет его с работы.

Несмотря на отсутствие должного опыта у Зорге, товарищи устраивают его рабочим на одну из местных шахт. Труд горняка под землей был нелегок. Давали о себе знать и старые раны, полученные на фрон­те. Но Рихард не падает духом. По заданию КПГ он ведет большую организационную и пропагандистскую работу среди шахте­ров. Постепенно сфера его деятельности распространяется и на близлежащие гол­ландские шахты, где с помощью Зорге со­здается своя коммунистическая организа­ция. Не прошло и года, как этот бунтарь становится буквально бельмом на глазу у официальных властей по обе стороны гер­манско-голландской границы. Опять прихо­дится перебираться на новое место.

Преподаватель партийной школы в Вуп­пертале, организатор коммунистической пропаганды во Франкфурте-на-Майне, ре­дактор левой газеты в Золингене, ответ­ственный за обеспечение безопасности ру­ководящего аппарата запрещенной КПГ в западных областях Германии — вот далеко не полный перечень наиболее ответствен­ных партийных поручений, которые Зорге выполнял в последующие несколько лет.

В начале 1925 года, будучи видным про­фессиональным коммунистом, Зорге едет в Москву, где принимает советское граждан­ство и вступает в русскую Коммунистиче­скую партию.

ДАЛЬНИЙ ВОСТОК

Одним из увлечений Зорге в течение длительного времени был Дальний Восток. Внимательно следя за развитием событий в этом районе, он еще в 1929 году стал пре­красно разбираться во всех перипетиях японской политики. Поэтому генерал Бер­зин, один из руководителей русской развед­ки, без колебаний доверил Зорге очень трудное и весьма деликатное задание: от­правиться на Дальний Восток и там нала­дить регулярный сбор и передачу в Москву разведывательной информации о происках Японии в Китае. Одновременно ему было поручено сообщать сведения и о политиче­ской обстановке в этой стране.

С тем, чтобы по мере возможности обезо­пасить разведчика от провала, Берзин дал ему строжайшее указание (с которым, кста­ти сказать, Зорге был абсолютно согласен, хотя это и затрудняло предстоящую рабо­ту): ни в коем случае не устанавливать контактов с китайскими коммунистами и не принимать никакого участия в политиче­ских интригах. Рихарду предстояло пола­гаться только на самого себя, свой ум и изобретательность. И, надо признать, он полностью отдавал себе отчет не только в важности, но и в трудности поставленной перед ним задачи. Двадцать лет спустя Зорге так охарактеризовал ее:

«Не следует забывать, что моя разведы­вательная работа в Китае и позднее в Япо­нии носила совершенно новый, оригиналь­ный и к тому же творческий характер». Впрочем, Рихард Зорге, как никто другой, подходил для избранного им дела.

С какой бы меркой мы ни подходили к нему, нельзя не согласиться с тем, что че­ловек он был выдающийся: доктор фило­софии, наделенный недюжинным умом, в совершенстве знающий немецкий, англий­ский, французский, русский, японский и китайский языки, крупный специалист по каждой’ из стран, где ему пришлось зани­маться разведывательной деятельностью. Можно не сомневаться, что Зорге добился бы огромных успехов в любой области, ка­кую бы он ни выбрал. Именно поэтому он и стал непревзойденным разведчиком.

Еще в то время, когда Зорге руководил изданием коммунистической газеты в Гер­мании, он увлекся журналистикой, причем ранее им была написана книга о немецком коммунистическом движении. Не бросал он писать и после переезда в Москву. Из-под его пера в эти годы вышел ряд политиче­ских книг, пользовавшихся в 20-е годы зна­чительной известностью как в Германии, так и в России. Поэтому в качестве при­крытия на время пребывания в Китае Ри­хард избрал роль иностранного журнали­ста.

В конце 1929 года Зорге едет в Герма­нию, где ему удается получить место спе­циального корреспондента в журнале «Дас зоциологише магацин». Параллельно он за­ключает договоры с несколькими провин­циальными американскими газетами. Но­вый, 1930 год Рихард — правда, теперь уже с паспортом американского журналиста Александера Джонсона — встретил в Шан­хае. В эту первую ответственную поездку за границу его сопровождали два товарища по работе. Один из них был «старый спе­циалист по Китаю», который помог Зорге несколько освоиться в новой, необычной обстановке и, убедившись, что все идет нормально, через несколько недель вернул­ся обратно в Москву. Другой — радист по фамилии Вейнгард, впоследствии в тече­ние многих месяцев работавший бок о бок с Зорге.

Появление еще одного журналиста из Штатов не вызвало особого интереса у местного Центрального разведывательного бюро, находившегося под контролем англи­чан. Лишь много лет спустя английским властям удалось немного приподнять заве­су, скрывавшую деятельность Зорге в Ки­тае. А она была весьма необычной по сво­ему характеру и грандиозной по масштабам.

КИТАЙ

Всего за шесть месяцев посланцу Мо­сквы удалось создать в стране разветвлен­ную разведывательную сеть. «Американ­ский журналист» имел собственных осведо­мителей во всех ключевых пунктах от Гу­анчжоу на юге до Маньчжурии на севере, где в это время агрессивные замыслы Япо­нии начинали приобретать все более отчет­ливую форму. Как правило, агенты Зорге никогда не соприкасались друг с другом и поддерживали связь — обычно через треть­их лиц — только с самим резидентом.

Вскоре после переезда в Шанхай Зорге познакомился с американкой средних лет, мисс Агнессой Смэдли, которая считалась признанным авторитетом в китайских де­лах и написала ряд интересных книг об этой стране. Так же, как и Рихард, мисс Смэдли была убежденной коммунисткой, а в Шанхае она находилась в качестве соб­ственного корреспондента влиятельной ли­беральной немецкой газеты «Франкфуртер цайтунг» — обстоятельство, позднее очень удачно использованное русским разведчи­ком.

Зорге и мисс Смэдли быстро нашли об­щий язык. Американская журналистка без всяких колебаний согласилась помочь «приезжему коллеге» в расширении сети его информаторов и сдержала свое слово. Как-то раз на приеме в местном пресс-клубе она представила Рихарда некоему Ходзуми Одзаки. По ее словам, будучи весьма осве­домленным человеком и к тому же ведущим японским журналистом в Китае, он мог бы принести Зорге большую пользу, если бы последнему удалось наладить с ним кон­такт.

Заинтересованный разведчик постарался сблизиться с японцем. Ему не потребова­лось много времени, чтобы осторожно про­щупать его и выяснить, что еще юношей на Тайване Одзаки стал придерживаться анти­милитаристских взглядов. Позднее, в пе­риод учебы в Токийском университете, их дополнило основательное знакомство с ле­вой литературой. Дальнейшее, при том ис­ключительном умении нравиться людям, которым в полной мере обладал Зорге, уже не представляло особого труда. Не прошло и месяца, как Одзаки начал охотно делить­ся с прогрессивно настроенным «американ­цем Александером Джонсоном» имевшейся у него информацией о японской политике и обстановке в этой стране.

Здесь же, в Шанхае, Зорге познакомился с еще одним будущим членом своей орга­низации в Японии — немцем Максом Гот­фридом Клаузеном. Этот, что называется, нескладно скроенный, но крепко сшитый мужчина с грубыми чертами лица, рабо­тавший простым механиком в гараже, ока­зался незаурядным радиоспециалистом. Он самостоятельно собрал мощный коротко­волновый передатчик, который обеспечил Рихарду регулярную связь с находившейся в районе Владивостока радиостанцией цент­ра с позывными «Висбаден». В дальней­шем вместе с Зорге Макс объездил чуть ли не весь Китай, помогая устанавливать подпольные передатчики в Гуанчжоу, Шэньяне и других важнейших центрах.

ЯПОНИЯ

Шел третий год пребывания русского разведчика в Шанхае. Развитие событий на Дальнем Востоке принимало все более угро­жающий характер. После того как японская армия открыто вторглась в Маньчжурию, стало ясно, что захват этой богатой север­ной провинции Китая является только во­просом времени. Рано или поздно японские милитаристы должны были выйти к маньчжуро-советской границе. Нападение на Россию могло последовать в любой момент. Положение на Западе также оставляло же­лать лучшего. После прихода Гитлера к власти Германия превратилась в наиболее вероятного потенциального союзника Япо­нии. Над Россией нависала серьезная опас­ность.

Каковы ближайшие и перспективные планы Японии и Германии? Откуда Совет­скому Союзу грозит главная опасность? Эти вопросы все больше и больше волно­вали советских лидеров. От ответа на них зависело будущее России. Однако получить его можно было только в Токио. Рихарду Зорге поручается новое задание: перебрать­ся в Японию и во что бы то ни стало раз­гадать мучившую Кремль загадку.

После длительного обсуждения руководи­тели советской разведки решили, что в Япо­нию Зорге отправится под своей собственной фамилией. В мае 1933 года Рихард едет в Германию с тем, чтобы устроиться коррес­пондентом в какую-либо из немецких газет, имевших своих представителей в Токио. При содействии Агнессы Смэдли он довольно бы­стро получает назначение в Токио от влия­тельной «Франкфуртер цайтунг». В те дни, то есть спустя всего два месяца после при­хода нацистов к власти, газета еще пользо­валась достаточно большой свободой. (Кста­ти, интересно отметить, что даже в после­дующие годы гитлеровский министр пропа­ганды Геббельс из соображений внешнего престижа продолжал относиться к ней с не­обычным для нацистов либерализмом.) Кро­ме того, Зорге удалось достать корреспон­дентские аккредитации от редакций «Технише рундшау» и голландской «Амстердам ханделсблад».

Начальный этап операции прошел успеш­но. Но русский разведчик не останавливает­ся на этом. Он делает второй, еще более смелый шаг. В те бурные и полные неразбе­рихи первые недели правления нацистов бывший активный функционер КПГ Рихард Зорге подает заявление о вступлении в гер­манскую национал-социалистическую пар­тию и — как это ни парадоксально — без всяких осложнений становится ее членом под своей настоящей фамилией.

Шестого сентября 1933 года в йокогам­ском порту с борта океанского лайнера со­шел высокий, стройный мужчина, предъявив­ший таможенным чиновникам документы на имя Рихарда Зорге. Японская тайная поли­ция отнеслась к вновь прибывшему немец­кому корреспонденту с обычным недовери­ем. Впрочем, после нескольких недель не­гласного наблюдения она оставила его в по­кое: кроме баров, ресторанов и прочих злачных мест, где нередко проводили время иностранные журналисты, приезжего, по- видимому, больше ничего не интересовало.

Единственное, что еще продолжало доку­чать Зорге, так это слишком откровенное, назойливое любопытство прислуги в токий­ских отелях. Пришлось поторопиться с по­дысканием более спокойного постоянного жилья. В конце концов Рихард выбрал уютную квартиру в доме № 30 по улице Нагасаки-мати в достаточно респектабельном районе Акабу-ку.

Свой первый визит в Токио Зорге нанес в германское посольство, где он официаль­но зарегистрировался в качестве немецкого журналиста, предъявив при этом не только свое корреспондентское удостоверение, но и членский билет нацистской партии. Билет нациста и обеспечил Рихарду как представи­телю новой власти в Берлине если не очень радушный, то уж, во всяком случае, доста­точно любезный прием со стороны диплома­тического персонала.

Некоторое время спустя на страницах «Франкфуртер цайтунг», «Берлинер курир» и «Амстердам ханделсблад» появились пер­вые сообщения их нового токийского кор­респондента. За ними последовали более фундаментальные материалы, посвященные политической жизни Японии и военным дей­ствиям в Китае.

Эти статьи содержали глубокий анализ происходящих событий, сразу же привлекли к себе внимание читателей и быстро выдви­нули их автора на первое место среди мно­гочисленных иностранных корреспондентов, аккредитованных в японской столице.

ТОКИО

В этом не было ничего удивительного, ес­ли принять во внимание исключительную одаренность Зорге. К тому же на началь­ном этапе своей работы в Японии Зорге счи­тал необходимым прежде всего создать се­бе имя как журналисту с тем, чтобы, во-первых, иметь достаточно надежное прикры­тие, а во-вторых, облегчить в будущем нала­живание широких контактов, необходимых для разведывательной работы.

Приблизительно в тот же период Зорге устанавливает связь с югославским журна­листом Бранко Вукеличем, высоким, хорошо сложенным и, несмотря на свои тридцать шесть лет, уже начинающим лысеть коррес­пондентом парижского журнала «Ви» и бел­градской газеты «Политика».

Его биография во многом напоминала биографию самого Зорге, и поэтому не уди­вительно, что в течение последующих вось­ми лет он был не только одним из наибо­лее способных помощников, но и ближайшим другом советского разведчика.

Сын отставного сербского офицера, Вукелич, будучи еще студентом Загребского уни­верситета, усвоил марксистское учение. В начале 30-х годов в Париже он вступил в коммунистическую партию и избрал для се­бя в будущем работу разведчика. По указа­нию центра Вукелич вместе с женой-датчанкой и маленьким сыном отправился в Япо­нию, где ему предстояло заняться выполнением заданий разведывательного характера. И хотя Бранко прибыл в Токио всего на девять месяцев раньше Зорге, даже за такой непродолжительный срок он успел завести немало полезных знакомств и стать своим человеком в местных журналистских кругах. Встреча Бранко с русским разведчиком яви­лась поворотным пунктом во всей его даль­нейшей деятельности, которая приобрела бо­лее конкретный, целеустремленный харак­тер.

В качестве следующего шага Зорге счи­тал необходимым восстановить контакт с Ходзуми Одзаки и, если удастся, привлечь его к сотрудничеству. Правда, они не виде­лись несколько лет после отъезда послед­него из Шанхая, однако, судя по появляв­шимся в прессе статьям, их автор не переме­нил своих убеждений. А это кое-что да зна­чило.

Поскольку и Зорге, и Вукелич, и Одзаки были журналистами, наиболее удобный и простой способ встретиться с интересовав­шим разведчика японцем напрашивался сам собой: Вукелич устроит небольшой прием в своей роскошной квартире на улице Санай- тё в фешенебельном токийском квартале Усигомэ-ку и наряду с другими гостями при­гласит Зорге и Одзаки. Конечно, такой спо­соб действий таил в себе определенный эле­мент риска. Ведь Одзаки знал Рихарда в Шанхае как американского корреспондента Александера Джонсона, и трудно было ска­зать заранее, как он поведет себя, когда ему представят немца Зорге. Но разведчик настоял на своем. По крайней мере, все сразу прояснится. А на худой конец можно сослаться на то, что Одзаки с кем-то его пу­тает.

Итак, в один из вечеров в гостиной Вукелича собралось пестрое, шумное общество. Первым появился Одзаки, а чуть позже — Зорге. Прямо на глазах у целой толпы ниче­го не подозревавших ненасытных охотников за сенсациями из мира прессы доктор Зорге был официально представлен вежливо рас­кланивавшемуся Одзаки, который ничем не показал, что уже знаком с немецким журна­листом. Позднее, как бы невзначай оказав­шись рядом с японцем, Рихард предложил ему в ближайшее воскресенье съездить за город. Приглашение было принято.

Постепенно организация Рихарда Зорге начинала выкристаллизовываться. Между 14 и 18 декабря в издававшейся на англий­ском языке токийской газете «Джапаниз адвертайзер» появилось лаконичное объявле­ние о том, что некое лицо хотело бы приоб­рести «укиаэ» — гравюру, выполнен­ную в традиционном японском стиле. Вскоре в редакцию пришел ответ с соответствую­щим предложением от художника Мияги. Дня два спустя в конторе агента по рекла­ме встретились покупатель (Вукелич) и ху­дожник (японец). Рассматривая принесенные последним образцы, они незаметно обменя­лись половинками пятидесятицентовой моне­ты. В тот же вечер Мияги был представлен Зорге.

Дзёцуко Мияги, родившийся на Тайване 10 февраля 1903 года, шестнадцатилетним юношей вместе с отцом эмигрировал в Сое­диненные Штаты. Там он учился в худо­жественных училищах в Сан-Франциско и Сан-Диего. Однако когда в 1925 году Дзёцу­ко закончил свое образование, то с грустью убедился, что одним искусством не прожи­вешь. Так художник Мияги стал совладель­цем небольшого ресторанчика с несколько необычным названием «Сова» в одном из кварталов Лос-Анжелоса, где частенько со­бирались представители левых групп. За­тем он выполнял различные партийные по­ручения, пока в конце 1932 года к нему не обратились некий Рой, известный в то время индийский агитатор, и ранее незнакомый Мияги человек. Они прямо спросили худож­ника, не согласится ли он выполнить важное задание у себя на родине, в Японии. После­довал утвердительный ответ. Так в Токио появился последний, четвертый член группы Зорге.

Теперь вся группа была в сборе (правда, радист Макс Клаузен, с которым Зорге ра­ботал еще в Шанхае, прибыл в Японию только через два года). Прежде всего Ри­хард решил провести со своими помощника­ми — Вукеличем, Одзаки и Мияги — не­большое совещание, чтобы поставить перед каждым конкретные задачи.

Внешне оно выглядело абсолютно невин­но. Как-то вечером на квартире Зорге со­бралась веселая мужская компания из чи­сла журналистов и дипломатов, аккредито­ванных в Токио. Присутствовало и несколь­ко японцев. Щедрость Хозяина заслуживала самой высокой похвалы: на столах высились целые батареи самых разнообразных буты­лок, тут и там раздавался громкий смех гейш, приглашенных предусмотрительным немцем. Веселье шло, что называется, во­всю.

СЕМЬ ВОПРОСОВ

Перевалило уже за полночь, когда изряд­но подвыпившие гости постепенно стали рас­ходиться. Наконец в опустевших комнатах остались трое: Вукелич, задержавшийся, чтобы пропустить на дорогу еще рюмочку саке, уснувший прямо в кресле Мияги и ув­лекшийся беседой с хозяином Одзаки. Тща­тельно осмотрев квартиру и убедившись, что никого из посторонних в ней нет, Зорге пригласил товарищей в кабинет.

Когда все расселись, мгновенно ставший серьезным Зорге перешел к делу. Москва, по его словам, хотела бы получить ответ на семь главных вопросов:

1.Совершит ли Япония нападение на Россию на маньчжурской границе?

2.Какие наземные и военно-воздушные силы могут быть брошены против Совет­ского Союза?

3.Насколько тесные отношения сложи­лись между Японией и Германией после прихода Гитлера к власти?

4.Какова политика Японии в отношении Китая?

5.Какова политика Японии по отноше­нию к Англии и США?

6.Какова в действительности роль япон­ской военной клики в выработке националь­ной внешней политики?

7.В какой степени японская тяжелая промышленность нереведена на военные рельсы?

Поискам ответов на эти вопросы, не на шутку волновавшие Россию, и посвятила следующие несколько лет группа Зорге.

Для выполнения полученного задания Зор­ге решил прежде всего четко разграничить области, в которых предстояло действовать разведчикам. Хотя у него имелись рекомен­дательные письма к различным ответствен­ным чиновникам японского МИДа и других учреждений, Зорге прекрасно понимал, что ни одному иностранцу никогда не будет позволено проникнуть в ближайшее окруже­ние правящей верхушки. Поэтому он оста­вил эту область Одзаки. На последнего возлагалась задача добывать сведения о во­енных планах и внешней политике Японии, ибо ему это было сделать легче, чем кому- либо другому, через своих друзей и знако­мых, недостатка в которых, как видный по­литический обозреватель и журналист, он, естественно, не испытывал. Мияги же пред­стояло заняться внутренней жизнью Япо­нии, но на более низком по сравнению с Одзаки уровне.

Одзаки и Мияги должны были сами подо­брать себе осведомителей и помощников, причем Зорге строго предупредил их, что в целях конспирации они не должны иметь никаких контактов с другими членами ру­ководства разведывательной группы. Более того, осведомителям вообще не следовало ничего знать о существовании таковой или о его, Зорге, деятельности.

Кстати сказать, именно благодаря желез­ной дисциплине, установленной Зорге во всех звеньях его организации, за восемь лет в ней не было ни одного провала по вине самих разведчиков. Между тем только груп­па Одзаки насчитывала 36 человек, от пяти­десятисемилетнего модного токийского порт­ного до совсем еще юного клерка в «Ки­тайском институте», под вывеской которо­го скрывалось японское разведывательное агентство. При этом, конечно, немаловаж­ную роль играло и то, что большинство аген­тов Зорге и его помощников занималось раз­ведывательной работой по идейным сообра­жениям.

На себя Зорге взял германское посольст­во, намереваясь сосредоточить усилия на раскрытии связей нацистов с японской воен­щиной. Вукеличу же поручался сбор инфор­мации у французов, англичан и американцев, поскольку с первыми он часто соприкасал­ся как корреспондент парижского журнала, а с последними успел завязать дружеские контакты.

Теперь, когда с организационными проб­лемами было покончено, Зорге смог занять­ся подготовкой почвы для постепенного про­никновения в замкнутый нацистский мирок, существовавший в Токио. Он твердо знал, что для успеха этого мероприятия необхо­дима длительная и кропотливая работа. С другой стороны, присущая Зорге острая по­литическая интуиция подсказывала ему, что гитлеровская Германия в ближайшем буду­щем неизбежно сблизится с родственной ей по духу полуфашистской и откровенно ми­литаристской Японией. Медлить было нель­зя.

ПЛОДЫ ТРУДА

В качестве первого шага разведчик ре­шил добиться, чтобы в германском посоль­стве его считали своим человеком. Здесь Зорге очень пригодились его личное обая­ние и солидная эрудиция в отношении все­го, что так или иначе касалось Востока. Вскоре он с удовлетворением отметил, что даже такой опытный дипломат, как герман­ский посол доктор Герберт фон Дирксен, накануне второй мировой войны получив­ший назначение в Лондон, весьма охотно и довольно откровенно беседует с «влиятель­ным немецким журналистом», который к тому же был членом нацистской партии. Естественно, что секретари и атташе по­сольства стали брать пример со своего пат­рона. Дело шло на лад. Официальные зна­комства перерастали в личные симпатии.

Особенно тесная дружба завязалась у Зорге с помощником военного атташе. За­нимавший эту должность подполковник Эйген Отт, кадровый армейский офицер, с не­скрываемым пренебрежением относился к выскочке-ефрейтору Гитлеру и его окруже­нию. Считалось, что высокопоставленные покровители Отта в германском генеральном штабе постарались отправить его подальше от Берлина, спасая от возможных неприят­ностей. Впрочем, каковы бы ни были взгля­ды бравого Отта, симпатии его жены шли еще дальше. Сотрудники посольства едва слышным шепотом сообщали друг другу, что она симпатизирует либералам, а возмож­но даже — о ужас! — левым. Во всяком случае, жена Отта, знавшая Зорге еще по Германии, помалкивала об этом и не воз­ражала против его растущей дружбы с му­жем.

Летом 1934 года Зорге уже имел возмож­ность регулярно передавать центру значи­тельную по объему и очень ценную информацию. В частности, Москву интересовали замыслы японских милитаристов в Мань­чжурии. И Зорге сумел полностью удовлет­ворить этот интерес. «В ближайшем будущем Япония не намеревается нападать на Россию», — совершенно определенно доно­сил он. В подтверждение своего вывода раз­ведчик посылает через курьеров десятки микропленок, на которых были сфотогра­фированы секретные японские документы. Иногда он сам выезжал в Шанхай, чтобы там, вдали от подозрительных глаз японской полиции, без помех встретиться с предста­вителем центра и обсудить с ним наиболее серьезные вопросы.

Однако при всей своей загруженности Зорге и не думал становиться кабинетным отшельником. Он охотно посещал балы и приемы в дипломатических и журналист­ских кругах. Явная благосклонность к нему женщин, дополненная слухами о многочис­ленных любовных победах, служила доста­точно надежной маскировкой его разведыва­тельной деятельности. Никто из знавших Зорге в то время не поверил бы, если бы ему сказали, что этот «сердцеед» и «душа общества» представлявший солидную «Франкфуртер цайтунг», в действительно­сти является непревзойденным советским разведчиком.

Вообще же, хотя и считается, что между охотой газетного корреспондента за сенса­циями и охотой шпиона за информацией есть много общего, Зорге позднее призна­вался, что журналистские обязанности, и в частности необходимость постоянно посы­лать в редакцию изрядно надоевшие статьи и обзоры, нередко раздражали его. Но Зор­ге помнил, что его успех как разведчика за­висит от его успеха как журналиста. По об­щему мнению, к весне 1935 года, когда Зорге вызвали в Москву для консультации, он был самым осведомленным немецким корреспондентом на Дальнем Востоке.

После возвращения в Токио для Зорге настало время пожинать плоды широко и основательно проведенной подготовительной работы. В течение следующих шести лет он бесперебойно снабжал Москву исчерпы­вающими данными по совершенно секрет­ным политическим и военным вопросам, ка­сающимся как Японии, так и Германии.

В немалой степени этому способствовала отличная работа его радиста Макса Клаузе­на, присланного по просьбе Зорге в сентяб­ре 1935 года. Чтобы более наглядно пока­зать объем этой работы, достаточно приве­сти цифры: в 1939 году, например, Клау­зен провел 60 сеансов, передав свыше 23 тысяч пятизначных шифрованных групп, а за одну только осень следующего года эта цифра привысила 30 тысяч групп.

После февральского инцидента 1936 го­да, когда в результате попытки японских офицеров совершить путч к власти пришло близкое к фашистам правительство, Москва с тревогой ожидала нападения японцев на Восточную Сибирь.

К этому времени Одзаки, признанный в правительственных кругах специалист по китайским делам, сумел проникнуть в замк­нутый кружок «участников завтраков» — своего рода «мозговой трест» из числа наи­более способных молодых государственных чиновников, которые группировались вокруг принца Коноэ. Еженедельно собираясь за завтраком, участники этой группы в неофи­циальной обстановке обсуждали важнейшие международные и внутренние события, при­нятые и намечаемые правительством меро­приятия и массу других вопросов. Иногда на таких завтраках присутствовал и сам принц Коноэ.

«МОЗГОВОЙ ТРЕСТ»

Трудно переоценить возможности для по­лучения информации, открывшиеся перед Одзаки, тем более что личный секретарь Коноэ был его близким другом. Исходя из этого, Зорге дал японскому журналисту за­дание выяснить планы японского кабинета или, еще лучше,— военного командования, ибо нередко они значительно расходились между собой.

Как-то раз беседовавший с Одзаки чинов­ник упомянул о существовании перспектив­ного внешнеполитического плана на ближай­шие 2 года. Зорге, которому японец сооб­щил об этом факте, моментально понял, ка­кую огромную ценность для Москвы пред­ставляет такой документ. Нужно было во что бы то ни стало попытаться добыть его или хотя бы выяснить содержащиеся в нем основные положения. Но как это сделать? Ведь любой опрометчивый шаг или неосто­рожный вопрос мог испортить все дело.

Перебрав добрый десяток вариантов и после детального анализа отбросив их один за другим, разведчик пришел к выводу, что наибольшие шансы на успех имеет самый простой из них.

На очередном завтраке Одзаки прямо об­ратился к принцу Коноэ и попросил разре­шения ознакомиться с этим планом. Чтобы давать правительству более квалифициро­ванные заключения по китайским пробле­мам, мотивировал свою просьбу Одзаки. Коноэ, который сам не раз обращался к Одзаки за советами, немного подумав, ре­шил, что его просьбу можно удовлетворить. При этом, однако, он предупредил о соблю­дении строжайшей секретности и сказал, что журналисту придется приехать в кан­целярию премьер-министра, где ему пре­доставят отдельный кабинет и дадут воз­можность в течение нескольких часов пора­ботать с этим документом.

В назначенный день и час пунктуальный Одзаки с небольшим портфелем в руках прибыл в канцелярию. Но в самый послед­ний момент с таким трудом подготовленная операция чуть было не сорвалась. Чинов­ник, который ведал хранением официаль­ных документов и прекрасно знал Одзаки в лицо, на этот раз, едва выслушав его, по­просил подождать и куда-то исчез. Потяну­лись томительные минуты. Наконец в ком­нату вошел другой чиновник и вежливо по­просил посетителя «во избежание недора­зумений» оставить портфель и пройти за ним. Он очень сожалеет, но никаких выпи­сок из документа делать не разрешается. Затем Одзаки провели в кабинет. Щелкнул замок, и он остался наедине с драгоценным документом. Одзаки облегченно вздохнул. Как удачно, что в последний момент перед уходом из дома он переложил фотоаппарат из портфеля в карман пиджака!

Поздно вечером в тот же день Зорге сел за изучение еще не просохших пленок. Про­читаны последние строчки. Однако вместо того, чтобы отложить доклад в сторону, раз­ведчик вновь и вновь перечитывает отдель­ные разделы. И чем глубже вникал он в смысл туманно-высокопарных фраз, кото­рыми изобиловал доклад, тем больше ук­реплялся в первоначальном мнении; несмот­ря на подписанный 25 ноября «антикоминтерновский пакт», Япония в ближайшее время не намерена нападать на Советский Союз. В предстоящие 12 месяцев все силы будут брошены на широкую агрессию про­тив Китая.

Клаузен немедленно передал полученные данные в Москву. На следующий день при­шла ответная телеграмма. От советского разведчика требовалось срочное подтверж­дение того, что Япония решила развязать войну в Китае.

Не теряя времени, Зорге бросил на по­иски дополнительных сведений всю агенту­ру. На этот раз отлично проявил себя Мияги. Из массы не представлявших абсолютно никакого интереса пустяков он сумел выде­лить бесценную крупицу нужной центру ин­формации. Один из его знакомых, рабо­тавший в военном министерстве молодой полковник, который к тому же был художником-любителем, в разговоре мимоходом обмолвился, что в управлении стратегиче­ского планирования в специальной комна­те сооружается огромный макет, являющий­ся точной копией крупномасштабной карты Китая. Вывод напрашивался сам собой: по-видимому, разработку планов военных опе­раций против этой страны действительно предполагалось начать в ближайшее время.

Второе подтверждение удалось получить самому Зорге. С разрешения центра он под большим секретом поделился с герман­ским послом якобы дошедшими до него ту­манными слухами о предполагающемся на­падении Японии на Китай. Посол, не ви­девший никаких оснований не доверять вли­ятельному нацистскому журналисту и весь­ма полезному для него источнику информа­ции, рассказал, что японское верховное ко­мандование в строго конфиденциальном по­рядке намекнуло Берлину на желатель­ность отзыва из Китая немецкой военной миссии во главе с генералом Фалькенхаузеном, которая занималась реорганизацией и обучением армии Чан Кай-ши.

По мнению Зорге, этого было более чем достаточно. В центр полетела телеграмма, подтверждающая ранее переданные сведе­ния. Забегая вперед, можно сказать, что последующий ход событий убедительно до­казал правильность выводов, сделанных разведчиком: 7 июля 1937 года японские войска вторглись в Китай.

 

ВЕСКОЕ ПОДТВЕРЖДЕНИЕ

Получив такое веское подтверждение, Москва уже не сомневалась более в досто­верности добытой группой Зорге информа­ции и решила действовать, исходя из нее. Ранее русский генштаб считал Японию наиболее вероятным потенциальным про­тивником. Соответственно намечалось дове­сти численность дальневосточной армии до 3 миллионов человек. Теперь же дело при­нимало совершенно иной оборот. Угрозой № 1 становилась гитлеровская Германия. Поэтому темпы дальнейшего наращивания резервов на Дальнем Востоке были сниже­ны. А вновь формируемые соединения дис­лоцировались в Европейской части России или Средней Азии.

С началом войны в Китае Зорге сосредо­точил основные усилия своей сети на сбо­ре сведений о мобилизации японской армии и ее действиях на материке. Через знако­мых в военном министерстве ему удается организовать Вукеличу, как одному из ве­дущих иностранных корреспондентов, а за­тем и себе поездки в прифронтовую зону. Итогом этих «экскурсий» явились ценней­шие данные о тактике, вооружении и бое­способности японской армии.

И здесь Рихард Зорге остается верен се­бе. Уже в ходе своей первой поездки в Ки­тай он буквально очаровывает «группу изб­ранных» — представителей японского вер­ховного командования, прибывших на театр военных действий. Приняв как-то раз уча­стие в «состязании по уничтожению спирт­ного», Зорге ухитрился отправить под стол всех своих соперников — японских генера­лов. А ведь дело было в том, что шутки ради они решили напоить его и с этой целью устроили грандиозную попойку. На следую­щий день с дружеским визитом к нему явился внушавший всеобщий ужас началь­ник японской разведки в Китае, который пришел в восторг от необыкновенных спо­собностей Зорге. В дальнейшем это случай­ное знакомство принесло разведчику нема­ло ценных сведений.

Вскоре стало ясно, что китайская кампа­ния затягивается. Квантунская армия без­надежно завязла во внутренних районах Ки­тая. В самой Японии росло недовольство. Правительство нервничало. В связи с этим командующий Квантунской армией катего­рически запретил передачу какой-либо ин­формации с театра военных действий. Чтобы обойти этот внезапно возникший барьер, Зорге и Одзаки разработали блестящий план.

Мияги было поручено организовать в Ханькоу частное китайское информационное бюро и назначить его руководителем на­дежного человека. Одновременно в беседах с правительственными чиновниками Одзаки исподволь начал проталкивать мысль о не­обходимости иметь при штабе Квантунской армии специальный пропагандистский от­дел, который бы взял на себя связь с прес­сой и общественностью. За нее моменталь­но ухватился секретарь принца Коноэ и поднял вопрос об этом на заседании каби­нета. Премьер-министр также признал пред­ложение заслуживающим внимания.

Узнав о благоприятной реакции в самых высоких инстанциях, Одзаки подал следую­щую идею: зачем тратить силы и средства на подбор персонала, организационные меро­приятия и т. д., если уже есть подходящая частная организация — китайское информа­ционное бюро. Не проще ли взять его в ру­ки правительства? Коноэ одобрил и это. В итоге у русского разведчика появился в бук­вальном смысле слова собственный отдел в штабе Квантунской армии. Теперь он имел возможность ежедневно передавать в Моск­ву подробные сводки о ходе военных дей­ствий, которые составлялись… японским ко­мандованием.

Если оценивать всю работу Рихарда Зор­ге в Японии, то наиболее продуктивным как в плане важности, так и объема сообщае­мой в центр информации был 18-месячный период, предшествовавший началу Второй мировой войны. В это время роль Одзаки в организации Зорге еще более возросла.

Он превратился как бы в личного представи­теля русского разведчика в японском прави­тельстве. После ухода в отставку кабинета Каноэ, советником которого являлся этот улыбчивый, любезный японец, высокопо­ставленные друзья устроили его на пост за­ведующего информационной службой Юж­но-Маньчжурской железной дороги. На этой должности Одзаки по своей осведомленно­сти не уступал иному члену правительства.

ЗА СПИНОЙ ПОСЛА

Вместе с тем сам Зорге добился в эти годы таких успехов, которые, даже взятые в отрыве от его прошлой, многолетней ус­пешной работы, бесспорно, дают ему право на титул величайшего разведчика в исто­рии этой древней профессии: он стал тем человеком, который фактически руководил всей деятельностью германского посла в Японии. Посеянные ранее семена начали приносить богатый урожай.

К моменту отъезда посла Диркенса в Ев­ропу Отт был уже военным атташе. Затем, к величайшему удивлению сотрудников гер­манского посольства, гадавших, кого же пришлют из Берлина на место Диркенса, своим новым представителем в Японии Гит­лер назначил военного атташе Отта.

Полковнику Отту были совершенно недо­ступны политические, а тем более диплома­тические нюансы. Практически большую часть работы выполнял за него Зорге, аген­тура которого намного превосходила шпион­скую сеть любого из западных посольств. Кроме того, Зорге располагал многочислен­ными источниками информации в качестве ведущего немецкого журналиста в стране и в совершенстве знал японский язык. Поэто­му нет ничего удивительного в том, что пе­редаваемые Отту сведения получали самую высокую оценку со стороны нацистского ми­нистра иностранных дел Риббентропа. Даже руководитель гестапо и СД Гейдрих был введен в заблуждение и считал, что Зорге работает на германское посольство.

В конце концов Отт целиком попал под влияние своего помощника. Если в первое время перед тем, как писать официальный отчет в Берлин, он строго конфиденциаль­но консультировался… с советским агентом, то скоро была отброшена и эта призрачная ширма. К началу 1939 года Зорге уже сам составлял черновики всех наиболее важных донесений германского посла в Токио руко­водителям нацистской дипломатии на Вильгельмштрассе. Именно от Отта Зорге уда­лось получить ключ, который позволил ему проникнуть в новую важную тайну.

Летом этого года за одним из ставших уже традиционными совместных завтраков Отт показал Зорге совершенно секретную телеграмму, которую он только что полу­чил из Берлина. В ней Риббентроп давал германскому послу указание предложить японскому правительству расширить рамки существующего «антикоминтерновского пак­та», превратив его в военный союз против Англии и России.

Поскольку между двумя державами ве­лись предварительные переговоры, которые в любой момент могли вылиться в военный союз, Гитлер считал -необходимым заручить­ся поддержкой Токио. В обмен на опреде­ленные обязательства со своей стороны он хотел, чтоТЗы Япония объявила войну Анг­лии и России, как только Германия начнет военные действия против одной из стран или против обеих.

Дальнейшее развитие событий приняло весьма своеобразный оборот. Отт отчаянно старался убедить японцев принять предло­жение Германии, а Зорге прилагал все си­лы, чтобы помешать этому, подробно изве­щая Москву о каждом шаге немцев. Дела у посла шли неблестяще. Если японский генштаб с восторгом встретил его шаг, то командование военно-морского флота категорически выступило против секретного пакта. Тогда многие японские адмиралы еще не хотели идти на риск вооруженного конфликта с Англией, в поддержку которой при сложившихся обстоятельствах могли выступить Соединенные Штаты. В итоге премьер-министр Коноэ отклонил предложе­ние Риббентропа, сопроводив отказ много­численными и не слишком искренними за­верениями в неизменных дружеских чувст­вах Японии.

Зорге не раз называли «человеком с тре­мя лицами». И если не в буквальном, то в переносном смысле это прозвище как нель­зя лучше отражало реальное положение ве­щей. Он добивался того, что за всю историю мирового шпионажа не удавалось никому: будучи резидентом советской разведки в Японии, он в качестве доверенного совет­ника германского посла Отта добывал све­дения о замыслах Гитлера, а через Одзаки был в курсе планов японского кабинета. В сентябре 1939 года Отт даже назначил его на официальный дипломатический пост пресс-атташе посольства, а в штаб-квартире нацистской партии в Мюнхене решили назначить Зорге «фюрером германских нацио­нал-социалистов, проживающих в Японии». Русский разведчик по-прежнему оставался заграничным корреспондентом газеты «Франкфуртер цайтунг».

Тем не менее ни одна живая душа в То­кио не подозревала, что под маской весело­го, беспутного, блистательного журналиста, «Дон Жуана № 1», о чьих любовных побе­дах ходили бесконечные сплетни, скрывает­ся неуловимый «шпион № 1».

Любимым занятием Зорге в часы досуга была бешеная езда. Когда он садился за руль автомобиля, никаких правил движения для него не существовало. Трудно сказать, было ли это только развлечением. Скорее, даже в таком, казалось бы, никчемном вре­мяпрепровождении сказывался прирожден­ный разведчик: виртуозно ведя автомобиль на бешеной скорости, Зорге мог не опасать­ся слежки полиции. Правда, однажды, отво­зя Клаузену несколько срочных сообщений для передачи в центр, он попал в автомо­бильную катастрофу. В бессознательном со­стоянии Рихарда доставили в госпиталь. И только благодаря находчивости друзей, су­мевших вовремя предупредить радиста, по­следний успел приехать в больницу и вы­нуть листочки с шифрованным текстом из кармана у Зорге буквально за несколько ми­нут до прибытия полицейских, которые за­тем тщательно обыскали пострадавшего и изъяли все его вещи и документы.

Хотя к началу 1940 года Макс Клаузен передал в Москву сотни шифрованных те­леграмм, японская контрразведка ни разу не напала на след его передатчика. Более того, она вообще не допускала мысли, что в условиях строжайшего полицейского ре­жима, установленного в Японии, в стране может действовать тайная радиостанция. Перехваченные же иногда сигналы относи­ли за счет японских радиолюбителей.

ОБЛАВА В ЭФИРЕ

Помимо своей основной работы, Макс Клаузен по указанию Зорге основал фир­му «Макс Клаузен сёкай», которая на са­мом современном оборудовании делала фо­токопии чертежей и документов. Качество исполнения заказов было настолько высо­ко, что к ее услугам прибегали многие круп­ные предприятия, государственные учреж­дения и заводы, а также японская армия. Фирма «Клаузен» не только служила до­полнительным источником информации и отличным прикрытием для него самого, но и приносила солидный доход, который с лихвой покрывал расходы разведыватель­ной группы Зорге.

В связи с усилившейся международной напряженностью японская контрразведка организовала круглосуточное наблюдение за эфиром. Вскоре ей удалось установить, что «любительские передачи» велись по определенному расписанию, да к тому же пятизначными цифровыми группами. Пер­воначальное, весьма удобное и успокаиваю­щее объяснение отпало само собой. Теперь японское командование совершенно опреде­ленно знало, что в стране существует шпионская сеть. Но как найти ее? В предвоенный период японцы значительно отставили от европейских стран в технике радиопеленгации. Оборудование япон­ских станций радиоперехвата было безна­дежно устаревшим. По мнению японских специалистов, дальше всех в этой области ушли немцы. Поэтому руководитель япон­ской секретной службы полковник Одзаки обратился к германскому военному атташе с просьбой организовать через посольство срочную доставку из Берлина новейшей пеленгационной аппаратуры.

Среди сотрудников посольства эта не­обычная просьба, естественно, вызвала большое количество самых разнообразных догадок и предположений. Немудрено, что о ней сразу же узнал и Зорге, который за­тем получил на этот счет официальное подтверждение от посла. То, чего он давно уже опасался, случилось.

Опасный противник бросил вызов. Зорге был не из тех людей, кто оставляет вызов без ответа. Послу Отту он со смехом заме­тил, что, по-видимому, японцы заболели шпиономанией, а сам принял необходимые меры предосторожности. Во-первых, была усилена конспирация среди членов группы, а во-вторых, Зорге решил, что впредь сама рация должна стать передвижной.

Приблизительно в часе езды от Токио он купил небольшую дачу на берегу моря, ку­да немедленно перебрался с аппаратурой радист Макс Клаузен. Ему же было пору­чено подыскать владельца какой-нибудь ях­ты или в крайнем случае рыболовной шху­ны, который бы, не задавая лишних вопро­сов, согласился сдать ее в аренду. Вскоре такой человек нашелся. Правда, сначала он упорно хотел продать свое суде­нышко Зорге, чтобы не иметь ничего обще­го с «этими иностранцами». Но когда ему предложили 1000 американских долларов, несговорчивый рыбак не только сдал судно в аренду, но и остался на нем капитаном.

В ближайшую субботу Зорге и Клаузен отправились на яхте на пару дней в море «ловить рыбу». К моменту возвращения в потайной нише каюты были установлены приемник, передатчик и… солидный заряд взрывчатки на случай внезапного налета на судно непрошеных гостей. Легкий поворот внешне абсолютно невинного выключате­ля — и от всей аппаратуры не осталось бы следа.

С тех пор Зорге и Клаузен ночью или по вечерам регулярно выходили в море «рыбачить». Иногда в такие поездки Ри­хард приглашал своих знакомых из числа сотрудников германского посольства, жур­налистов, дипломатов, высокопоставленных японских чиновников и старших армейских офицеров. И пока в компании гостеприим­ного хозяина они весело развлекались на палубе, любуясь закатом и наслаждаясь от­личными коктейлями, которые с непревзой­денным искусством готовил Зорге, Макс, сидя в каюте, передавал в Москву очеред­ное шифрованное сообщение.

Наконец из Берлина прибыло долгождан­ное пеленгационное оборудование. Но к это­му времени работавший пятизначными груп­пами таинственный передатчик исчез из района Токио. Когда же японской разведке удалось снова засечь его, оказалось, что каждый раз он выходит в эфир в новом ме­сте, причем чаще всего на значительном удалении от японского побережья, за пре­делами территориальных вод.

В ОСАДЕ

Но полковник Одзаки был упорным че­ловеком. К тому же у него имелась широко разветвленная шпионская сеть. Помимо нее, он мог рассчитывать на самую активную поддержку японской военной разведки. Агентам в Америке, Англии, Германии и России было приказано немедленно сооб­щать о всех случаях утечки секретной япон­ской информации. Сопоставляя отрывочные данные, поступавшие от них, полковник Одзаки составил насчитывавший десятки фамилий список лиц, которые могли иметь доступ к тем или иным государственным тайнам. В числе других в нем фигуриро­вали Зорге, Вукелич и Одзаки. И хотя в силу своего положения они, казалось, были абсолютно вне подозрений, японский контр­разведчик решил подвергнуть их строгой проверке.

Адмирал Вильгельм Канарис и его бли­жайшие помощники по абверу уже давно поддерживали дружеские отношения с япон­ским послом в Германии генералом Осима. Поэтому, вероятно, именно через него пол­ковник Одзаки впервые узнал об имевшихся в прошлом у Зорге связях с КПГ, которые могли быть зафиксированы в архивах абве­ра. Во всяком случае, у главы японской контрразведки появились расплывчатые, но вполне определенные подозрения в отноше­нии блестящего токийского корреспондента «Франкфуртер цайтунг». Но как проверить их?

Зная о старой вражде, существовавшей между абвером и имперской полицией бе­зопасности во главе с Гейдрихом, он нашел способ через японского военного атташе в Берлине туманно намекнуть одному из ше­фов СД, Вальтеру Шелленбергу, о своих подозрениях. Информация, конечно, сразу же попала в руки Гейдриха. По его приказу началось тщательное расследование. У про­водившего его Шелленберга, который лич­но изучал архивные материалы почти 30-летней давности, сложилось мнение, «что прошлое у Зорге не совсем чисто».

С другой стороны, исходя из донесений посольства в Токио за много лет, Гейдрих и Шелленберг считали Зорге абсолютно преданным и способным нацистским агентом. Приходилось прислушиваться и к по­кровителям Зорге в руководстве нацистской партии, которые категорически отметали всякие подозрения в нелояльности фюреру.

По горло занятый более срочными пробле­мами, Гейдрих в конце концов решил оста­вить Зорге в покое, приказав, однако, уста­новить за ним наблюдение. С этой целью в Токио был направлен прославившийся своими «подвигами» в оккупированной Польше гестаповский оберштурмбанфюрер Мейзингер.

По прибытии в Японию Мейзингер с пер­вых шагов стал в тупик. Его пост «уполномоченного по вопросам имперской безопас­ности» в сочетании с сопутствовавшей ему зловещей известностью отнюдь не способ­ствовал установлению теплых отношений с немецким дипломатическим персоналом.

Только сам посол Отт в силу своего слу­жебного положения да Зорге на чисто лич­ной основе поддерживали с ним контакт. Последнему потребовалось всего несколько недель, чтобы превратить подозрительного гестаповца в закадычного друга. Не удиви­тельно поэтому, что позднее Мейзингер до­нес Гейдриху в Берлин, что все японские опасения в отношении «такого достойного наци» — абсолютная чепуха. В том же ду­хе он ответил и полковнику Одзаки, пред­ложившему начать совместную разработку Зорге и другого члена немецкой колонии, Макса Клаузена.

ЗАКЛЮЧИТЕЛЬНАЯ ЦЕРЕМОНИЯ

Между тем добываемая группой Зорге информация приобретала исключительную важность. После падения Франции очень многое на мировой политической арене за­висело от того, какую позицию изберет Япо­ния. Англия, поставленная перед лицом японской угрозы в своих азиатских владе­ниях, поспешила начать секретные перего­воры с представителями Японии. Стремясь заручиться благосклонностью Токио, Лон­дон даже запретил производить военные по­ставки Китаю через территорию Бирмы.

В эти жаркие летние дни Зорге целиком захватила дипломатическая лихорадка. Он главный советник посла Отта на перегово­рах о заключении «трехстороннего пакта» между Германией, Италией и Японией.

Когда договор был подписан, признатель­ный посол предложил разведчику принять официальное участие в заключительной це­ремонии. И только из-за возражений при­ехавшего в Японию специального посланни­ка Риббентропа двери, ведшие на церемо­нию, оказались для него закрытыми.

Обстановка в Европе накалялась. В Бер­лине шла ускоренная разработка плана на­падения на Советский Союз. В начале мая 1941 года Гитлер пригласил японского пос­ла Осиму и официально объявил о том, что 22 июня Германия обрушит всю свою воен­ную мощь на ничего не подозревающую Россию. В связи с этим он предложил Япо­нии также начать войну с Советским Сою­зом, напав на него на Дальнем Востоке. Осима, который скорее был солдат, чем дипломат, не знал, что сказать фюреру. Почтительно откланявшись, он обещал не­медленно передать предложение своему правительству и через несколько дней сооб­щить его ответ.

В Токио известие о предстоящей войне между Германией и Россией вызвало на­стоящий переполох. На заседании кабинета голоса сторонников и противников участия в войне разделились. В итоге в Берлин по­летел уклончивый ответ: в настоящее вре­мя Япония предпочитает воздержаться от прямого военного нападения на Россию, од­нако она готова нанести Англии и США мощный удар в Юго-Восточной Азии и на Тихом океане.

В ставке Гитлера еще не успели толком решить, как следует реагировать на заня­тую Японией позицию, а Одзаки уже в об­щих чертах знал о мнении кабинета. Но ему хотелось получить более подробные сведе­ния. Выбрав подходящий предлог, он посе­тил премьер-министра принца Коноэ и осторожно выяснил дополнительные детали, касающиеся военных планов на ближайшее время. На следующее утро его отчет был у Зорге.

Содержавшуюся в нем информацию даже мало назвать сенсационной. Речь шла о конкретных планах нападения Гитлера на Россию. Требовалось как можно быстрее проверить эти сведения. В тот же вечер Зорге обедает с Оттом. Без всяких обиня­ков Рихард спросил посла, есть ли какая- нибудь доля правды в слухах о предстоящем близком разрыве германо-советского договора. Отт ответил утвердительно. Ка­кой смысл скрывать это от ближайшего друга и помощника?

12 мая 1941 года на яхте у Зорге со­бралось блестящее общество. Погрузив на борт изрядный запас вин, судно уходит по­дальше от берега, в море, где никто не мо­жет помешать непринужденному веселью.

Запершись в каюте, Клаузен методически выстукивает бесконечные точки и тире: «Гитлер готовит вторжение на всем протя­жении советско-германской границы. Япо­ния решила пока сохранять нейтралитет. Дополнительные данные последуют позже. Подпись: «Рамзай».

Бегут минуты, складываясь в часы, а Макс без устали повторяет одно и то же сообщение. Русские маршалы ждут его мно­гие месяцы. Радиограмму перехватывают и радисты японских пеленгационных стан­ций. Но переданные далеко, в открытом мо­ре бесконечные ряды цифр ничего не гово­рят полковнику Одзаки.

Наконец ему удалось ухватиться за ко­нец нитки. В полицию поступил донос на некоего Ито Рицу. Информатор утверждал, что Рицу сочувствует России. Его немед­ленно арестовали. Потянулись недели не­прерывных пыток, именовавшихся «допро­сом с пристрастием». В свое время после одного из таких «допросов» корреспондент агентства Рейтер Джеймс Кокс покончил с собой, выбросившись из окна штаб-квартиры японской контрразведки. Рицу не выдержал и начал давать показа­ния. В числе других он назвал входившую в группу Мияги молодую японку. В начале осени ее бросают в тюрьму, а за всеми, с кем она встречалась, устанавливается не­прерывное наблюдение. Шаг за шагом контрразведка выходит на художника Мия­ги, затем на его друзей — Зорге, Вукелича, Одзаки и Клаузена.

Несмотря на опасность, Рихард продол­жает работу. В течение лета и начала осе­ни 1941 года, когда немецкие дивизии глу­боко вторглись на территорию России, со­ветскую ставку больше всего волновало одно: вступит ли в войну Япония? В Восточной Сибири было сковано не меньше двух миллионов русских солдат на случай нападения Квантунской армии. Эти два мил­лиона солдат являлись ключом к судьбе со­ветско-германского фронта. Если бы уда­лось бросить их против Германии, чаша ве­сов склонилась бы в пользу русских. Одна­ко советское командование не решалось снять с восточной границы ни одного ба­тальона до тех пор, пока не ясны намере­ния Японии.

ЭШЕЛОНЫ ИДУТ НА ЗАПАД

В первых числах сентября из дошедших до него отрывочных сведений Одзаки сде­лал вывод, что приближаются решающие события, было проведено еще одно экст­ренное заседание кабинета. Через неделю ему удалось узнать о принятых на нем ре­шениях.

Во-первых, отложены до будущего года все планы вторжения в Россию, а во-вто­рых, в течение ближайших шестидесяти дней будет нанесен удар на юге и юго-во­стоке по двум расходящимся направле­ниям — по англичанам в Сингапуре и аме­риканцам на Тихом океане.

В руках у Зорге оказался бесценный по­дарок, который он собирался преподнести Москве, — два миллиона хорошо обученных кадровых солдат. Поговорив с послом Оттом и убедившись по его кислому виду, что он извещен о планах Японии, торжествующий Рихард помчался на свою загородную дачу. Через два часа он вышел в море и сам пе­редал историческую телеграмму. Под утро пришел ответ, в котором Рихарда Зорге и всю группу благодарили за ценные сведе­ния. Вскоре по бесконечной транссибирской магистрали на запад уже шли первые воин­ские эшелоны. Русская столица была спа­сена.

Между тем вокруг группы Зорге смыка­лось зловещее кольцо. Как раз в тот самый момент, когда можно было бы праздновать победу, исчез Мияги. От Одзаки пришла тревожная записка: за ним установлена слежка. Зорге считал свое задание выпол­ненным. Лично он готов был выехать из Японии в любое время и даже обсуждал 15 октября с Клаузеном вопрос о том, не следует ли запросить у Москвы разрешение на свертывание разведывательной сети.

Рано утром 18 октября 1941 года сотруд­ники «Токкока» — секретной японской по­лиции — арестовали Рихарда Зорге, Макса Клаузена, Бранко Вукелича, Ходзумн Од­заки и их товарищей. Великолепная разве­дывательная организация перестала сущест­вовать. Но свою миссию она уже выполни­ла.

Известие об аресте советских разведчи­ков вызвало панику в японском кабинете и германском посольстве. В высших прави­тельственных кругах все отлично знали о связях Одзаки с премьер-министром прин­цем Коноэ. Кабинет должен был немедлен­но уйти в отставку. В германском посоль­стве Отт и Мейзингер лихорадочно скрыва­ли следы дружбы с Зорге. Но обмануть Берлин им не удалось. Пришедший в ярость Гитлер приказал расправиться с обоими.

Первые сообщения о деле группы Зорге появились в прессе только в мае 1942 го­да, когда было закончено предварительное следствие. В сентябре 1943 года токийский районный суд приговорил Зорге и Одзаки к смертной казни, а их товарищей Вукели­ча и Клаузена — к пожизненному заключе­нию. Здоровье Мияги настолько ухудши­лось, что было ясно: жить ему осталось счи­танные дни.

Утром 7 ноября 1944 года приговор был приведен в исполнение. Судя по докумен­там, обнаруженным американцами в архивах японской секретной службы, первым был казнен Одзаки, который до самого по­следнего момента сохранял свою обычную невозмутимость. Через полчаса, в 10 часов 30 минут по токийскому времени, на тот же эшафот спокойно взошел величайший раз­ведчик Второй мировой войны — комму­нист Рихард Зорге.