Если бы сегодня воскрес Франклин Делано Рузвельт, он, несомненно, обнаружил бы, что роль Соединенных Штатов в делах на мировой арене сильно пошатнулась. Его поразило бы, насколько ослабли мощь и влияние Америки, несмотря на громадный рост ее стратегического военного арсенала. Что касается конкретных областей внешней политики, то здесь многое показалось бы Рузвельту просто невероятным.
Ныне американские официальные лица всерьез утверждают, что правительство крошечной страны Центральной Америки представляет собой немалую угрозу для национальной безопасности США. Они обрушиваются с нападками на многие международные организации, созданию которых в свое время способствовали сами Соединенные Штаты. Они используют Организацию Объединенных Наций в качестве трибуны для излияний своих обид на небольшие, бедные государства, а также раздувают до масштабов великих побед или поражений свой успех или неудачу при попытке поймать кучу террористов.
Американской общественности внушают, будто вторжение на Гренаду-островок в Карибском море площадью 120 квадратных миль (1 кв. миля = 2,56 кв. километра) — представляло собой крупную победу США, и доказывают, что Америка «крепко стоит на ногах». Что касается дебатов по вопросам внешней политики, то их уровень стал невероятно низким: так, президент Рейган оказывается не в состоянии объяснить, что, собственно, делали 1800 солдат американской морской пехоты в Бейруте, когда неизвестный фанатик взорвал их штаб, от чего погиб 241 морской пехотинец.
Субъективное видение мира
Большинство американцев, если бы их попросили определить главный поворотный пункт в истории США после второй мировой войны, назвали бы войну во Вьетнаме. Поражение в этой войне явилось травмой, от которой нация едва ли оправилась к 1984 году. Но теперь, когда все кончилось, ни один американский политический деятель, похоже, не способен внятно объяснить, почему же все-таки Соединенные Штаты послали войска во Вьетнам.
Как можно объяснить странный, беспорядочный характер американской внешней политики? Чем объясняется страх, который испытывают американские политические деятели перед «третьим миром», а также их ощущение неминуемого кризиса, которыми проникнуты все заявления вашингтонских деятелей? Мелкие проблемы вызывают непонятную сильную реакцию, тогда как серьезным вопросам, от решения которых зависит наше будущее, не уделяется никакого внимания. Тот факт, что политики и разного рода обозреватели характеризуют последствия вьетнамской войны не с политических, а психологических позиций, заставляет предположить, что проблема здесь носит субъективный характер.
Сейчас, оглядываясь назад, нельзя не видеть, что представление, будто удастся остановить вьетнамскую революцию 17-й параллелью, а также покончить с национально-освободительными войнами по всему миру или хотя бы в Юго-Восточной Азии и Океании, кажется по меньшей мере нелепым. Тем не менее в середине 60-х годов немалое число вполне разумных американцев. относились к подобным предположениям весьма серьезно. За 20 лет страна пережила немало резких скачков в понимании положения в мире, однако преобладало мнение, что американцы якобы способны контролировать события повсюду на земном шаре, стоит только применить силу.
Рассматривая по отдельности и оценивая по достоинству военные инициативы США за последние 20 лет, поражаешься их полной бессмысленности. Что в самом деле было делать американской морской пехоте в Ливане, стране, где вооружен каждый гонец? Чем пришлось бы заниматься ЦРУ в Анголе — взрывать сооружения, принадлежащие американской нефтяной компании «Галф ойл»? Такие акции имеют смысл, если видеть мир подобно сказочной стране (а именно так смотрят в Вашингтоне), в которой действуют персонажи книг английского писателя Толкина, и руководствоваться его мифической картой. На этой карте обозначены только две страны, обладающие реальной силой: Советский Союз и США. Обе ведут глобальную военную, экономическую и идеологическую борьбу за контроль над остальным миром, а деятели «третьего мира» представляются лишь пешками в большой игре двух великих держав. В 50-х годах эта карта была напечатана в учебниках для младших классов американских средних школ. На ней «коммунистические» страны были закрашены черным цветом, «некоммунистические»—белым, а нейтральные- государства выглядели серыми, С недавних пор эта карта исчезла из учебников — наверное, потому, что следить за изменениями в «третьем мире» оказалось издателям не по плечу. Но в умах многих американцев, включая кое-кого из тех, кто занимает государственные посты, эта карта по-прежнему служит руководством к действию.
Откуда взялась она и почему так импонирует американским деятелям, несмотря на все факты, свидетельствующие о ее никчемности? Эти два вопроса, пожалуй, можно назвать ключевыми для понимания американской внешней политики. На первый ответить легко, поскольку в интеллектуальной истории Америки ясно виден след, ведущий к изначальному прототипу. В 80—90-х годах XIX века те протестантские богословы, которые исходили из непогрешимости библии, ратовали за установление тысячелетнего царства (миллениум,— Ред.) Вашингтона на Земле. Богословы отождествляли Россию с библейской землей «Рос», где должен появиться антихрист, а Америку считали страной, откуда придет святое воинство, поскольку лишь там сохранились спасительные остатки истинно верующих в библию христиан.
«Вопрос стоит так: все или ничего»
Милленаризм — учение, лежащее в основе этих построений, было, пожалуй, наиболее удаленным от «мира сего» из всех богословских позиций, но, поскольку оно предсказывало неминуемый кризис в мире, его в Вашингтоне стали интерпретировать как индикатор текущих событий политической жизни. В 20-х годах нынешнего века некоторые проповедники-фундаменталисты увидели в большевистской революции начало -«периода великих бедствий», поставив социалистов на первое место в перечне своих врагов. Так они придали призраку «красной опасности» апокалипсическую окраску. В 50-х годах фундаменталисты вроде преподобного Билли Харджиса, Карла Макинтайра и Роберта Уэлча применили учение милленаризма к потребностям «холодной войны» и использовали его для оправдания «охоты на ведьм» в США. В 70-х годах Джерри Фолуэлл, Джеймс Робисон и иже с ними развернули новый «крестовый поход». Америка, писал Фолуэлл, представляет собой «единственную логическую пусковую установку для евангелизации мира». Отправившись в Израиль, он прохаживался по полю, где, согласно пророчеству, должен разразиться Армагеддон. У себя в стране он призвал к перевооружению Соединенных Штатов и предостерегал об опасности вторжения коммунистов из Центральной Америки. Отсюда явствует, что, если Соединенные Штаты — «христианская нация», тогда Советский Союз неизбежно становится «империей зла».
Хотя мало кого из американских политиков можно было бы назвать религиозными фундаменталистами, подобного рода мышление проявляется довольно часто в дискуссиях по вопросам внешней политики. Прежде всего следует назвать призрак глобального кризиса, о котором говорят американские политические деятели в то время, когда их европейские коллеги ничего подобного не видят. В качестве одного из многих примеров можно назвать речь президента Никсона в начале вторжения США в Кампучию в апреле 1970 года. Судя по этой речи, светопреставление уже было не за горами и силы зла угрожали всей цивилизации. Однако, уверял Никсон, американцы способны приостановить упадок Запада простым волевым усилием. Он так и сказал: «Сегодня испытанию подвергается не наша мощь, а наша воля и характер».
Интервенцию на Гренаде в октябре 1983 года Вашингтон считал свидетельством того, что Соединенные Штаты снова «крепко стоят на ногах», а инцидент, имевший место в прошлом году, в ходе которого американские истребители заставили приземлиться египетский самолет с четырьмя палестинцами на борту, рассматривается как доказательство, что «в нашей стране жив новый патриотизм». При всех этих «победах» не производится никакого подсчета издержек — не считают, сколько американцев погибло, и замалчивают абсурдную диспропорцию в размерах противоборствующих сил на Гренаде. На метафизическом поле боя любые действия могут означать полную победу. С другой стороны, любые колебания якобы грозят полным поражением. Таким образом, выход из- под контроля Греции способен, считают, привести к потере Египта и всего прилегающего района, а поражение в Южном Вьетнаме грозит вызвать потерю всей Юго-Восточной Азии и Океании вплоть до побережья Соединенных Штатов. При подобном уровне мышления не может быть никаких компромиссов. Вопрос стоит так: все или ничего.

Параноидный стиль
Это, разумеется, манихейство — древняя ересь и то, что историк Ричард Хофштадтер называл «параноидным стилем американской политики». При этом, как подметил он, рассуждают следующим образом: «В отличие от нас противник сам является жертвой своего прошлого, своих желаний, своей ограниченности».
В качестве примера подобного параноидного стиля можно привести высказывание сенатора Джозефа Маккарти, который приписывал поражение Чан Кайши и «потерю Китая» наличию коммунистических агентов в госдепартаменте США. Обвинения Маккарти ныне кажутся смехотворными, но в то время весьма многие уважаемые люди в Вашингтоне предлагали модифицированный вариант того же самого, а именно: утверждали, что у Соединенных Штатов хватит сил повернуть вспять китайскую революцию, а когда она разразилась, то уверяли, что виноваты в этом были не китайцы, а Советский Союз.
Что касается 80-х годов, в годы правления Рейгана, то здесь примерам параноидного мышления нет числа. В марте 1981 года президент Рейган следующим образом охарактеризовал американскую военную помощь правительству Сальвадора:«Мы стремимся к тому, чтобы попытаться приостановить проникновение в Америку террористов, влияние извне и тех, кто нацеливается не только на Сальвадор, но. я думаю, и на всю Центральную, возможно, позднее — Южную, а в конце концов, я уверен, также на Северную Америку. Именно это мы и делаем, мы пытаемся помешать экспортировать сюда, к нам, дестабилизирующую силу терроризма, партизанской войны, революции Советским Союзом, Кубой и теми другими, которых мы назвали».
Два года спустя президент нарисовал на объединенном заседании обеих палат конгресса устрашающую картину возможных последствий бездействия в Центральной Америке: «Если мы не сможем защитить себя там, нельзя ожидать, что нам удастся настоять на своем где-либо в другом месте. Доверие к нам рухнет, наши союзы распадутся, на карту будет поставлена безопасность нашей собственной страны».
До недавнего времени главной альтернативой этого мировоззрения служила другая разновидность милленаристического мышления, которую можно назвать «гностическим» (по названию другой сходной ереси). Согласно этому фактически нехристианскому мировоззрению действия американцев не запятнаны заботой о сугубо собственных интересах или эгоизмом. Представление, будто американцы действуют беспристрастно, тогда как другие страны руководствуются только собственными интересами (а поэтому незаконно), несомненно, служит выражением доктрины американской исключительности, имперского подхода. Использовавшееся для оправдания территориальных захватов в XIX веке, это мышление проявляется для оправдания американских военных интервенций и в XX веке.
Так, в 1965 году президент Джонсон обещал предотвратить «еще один Мюнхен» в Юго-Восточной Азии и принести вьетнамцам мир, материальный прогресс и человеческое достоинство. «Американцы не раз в прошлом щедро помогали осуществить подобные начинания,— заявил он.— Теперь необходимы гораздо более крупномасштабные усилия, чтобы улучшить жизнь человека в этом раздираемом конфликтами уголке нашего мира».
Эти обещания, как оказалось, таили в себе немалые неприятности — они позволили обвинить Джонсона в лицемерии, а их логика заставила кое-кого в антивоенном движении прийти к выводу, что Соединенные Штаты представляют силы абсолютного зла.
«Безумие Вашингтона»
Гностический подход проявился и в отношении Организации Объединенных Наций. На первых порах США поддерживали эту организацию — тогда, когда за ними — шло большинство стран. Но они стали подвергать ее нападкам, как только члены ООН из числа стран «третьего мира» начали не соглашаться с Соединенными Штатами. При этом исходят из того, что раз эти государства не являются преданными друзьями Америки, значит, они должны относиться к числу ее врагов. В середине 70-х годов Дэниел Мойнихен, тогдашний постоянный представитель США при ООН, назначенный Никсоном, произнес несколько речей, в которых сокрушался по поводу упадка западной цивилизации под напором «тоталитаризма и варварства» в «третьем мире». Организация Объединенных Наций, утверждал он, «состоит почти исключительно из «коммунистических режимов» и «деспотий», причем все они едины в «убеждении», что их успех в конечном итоге зависит от нашего краха».
Гностическое мышление также сказалось на отношении к ядерному оружию; это привело некоторых деятелей движения за мир к выводу, что единственным препятствием на пути к миру во всем мире лежит безумие Вашингтона.
Учитывая историю США, совсем неудивительно, что американцы рассматривают внешнюю политику с религиозных позиций. Духовные лица всевозможных вероисповеданий ввязываются в политическую борьбу с горячностью, немыслимой в Европе, а американцы продолжают уверять проводящих опросы общественного мнения, что их общество самое богобоязненное во всем западном мире. Находясь на далеком расстоянии от Европы и Азии, американцы считали в XIX веке свою страну Новым Светом — образцом для человечества, Градом на холме.
В конце XIX века президент Маккинли заявил группе методистских священников, что он выступает за аннексию Филиппин, поскольку долг американцев — «возвысить, цивилизовать и обратить в христианство» филиппинцев. Подобная евангелическая миссия, по мнению многих, составляла суть американской внешней политики. Кто взялся бы оспаривать утверждение, что у этой нации есть богом данная миссия, ее очевидная судьба? Никакое военное поражение никогда не заставляло американцев пересмотреть или отделить свои религиозные взгляды от понимания роли их страны в мире. Американцы пребывали в убеждении, что у их страны есть высокое предназначение выполнять волю божью.
Ни первая, ни вторая мировые войны не дали особых оснований американцам усомниться в исключительности миссии Соединенных Штатов. Напротив, обе как будто подтвердили это, особенно вторая. Ведь Гитлер был фигурой демонической, как никто в мировой истории, а фашизм развязывал силы почти метафизического зла в душах своих истинных последователей. Но в то время как война опустошила половину промышленно развитых стран, она принесла богатство Соединенным Штатам. Казалось, атомная бомба и процветание вывели страну на царскую дорогу. Ее мощь казалась безграничной. «Свидетель сотворения мира» — так назвал свои мемуары послевоенного периода бывший госсекретарь Дин Ачесон. Он был сыном священника, как и Джон Фостер Даллес.
Фрэнсис Фитцджеральд
«Нью-Йорк»
«За рубежом» 1986 год