Милитаризация мышления, порождаемая псевдотеорией об «американской исключительности»

Если бы сегодня воскрес Фран­клин Делано Рузвельт, он, несо­мненно, обнаружил бы, что роль Соединенных Штатов в делах на ми­ровой арене сильно пошатнулась. Его поразило бы, насколько ослабли мощь и влияние Америки, несмотря на громадный рост ее стратегическо­го военного арсенала. Что касается конкретных областей внешней поли­тики, то здесь многое показалось бы Рузвельту просто невероятным.

Ныне американские официальные лица всерьез утверждают, что прави­тельство крошечной страны Цент­ральной Америки представляет собой немалую угрозу для национальной безопасности США. Они обрушивают­ся с нападками на многие междуна­родные организации, созданию кото­рых в свое время способствовали са­ми Соединенные Штаты. Они исполь­зуют Организацию Объединенных Наций в качестве трибуны для из­лияний своих обид на небольшие, бед­ные государства, а также раздувают до масштабов великих побед  или поражений свой успех или неудачу при попытке поймать кучу террористов.

Американской общественности внушают, будто вторжение на Гренаду-островок в Карибском море площадью 120 квадратных миль (1 кв. миля = 2,56 кв. километра) — представляло собой крупную победу США, и дока­зывают, что Америка «крепко стоит на ногах». Что касается дебатов по вопросам внешней политики, то их уровень стал невероятно низким: так, президент Рейган оказывается не в состоянии объяснить, что, соб­ственно, делали 1800 солдат амери­канской морской пехоты в Бейруте, когда неизвестный фанатик взорвал их штаб, от чего погиб 241 морской пехотинец.

Субъективное видение мира

Большинство американцев, если бы их попросили определить главный поворотный пункт в истории США после второй мировой войны, назва­ли бы войну во Вьетнаме. Поражение в этой войне явилось травмой, от ко­торой нация едва ли оправилась к 1984 году. Но теперь, когда все кончилось, ни один американский по­литический деятель, похоже, не спо­собен внятно объяснить, почему же все-таки Соединенные Штаты посла­ли войска во Вьетнам.

Как можно объяснить странный, беспорядочный характер американ­ской внешней политики? Чем объяс­няется страх, который испытывают американские политические деятели перед «третьим миром», а также их ощущение неминуемого кризиса, ко­торыми проникнуты все заявления вашингтонских деятелей? Мелкие проблемы вызывают непонятную сильную реакцию, тогда как серьез­ным вопросам, от решения которых зависит наше будущее, не уделяется никакого внимания. Тот факт, что по­литики и разного рода обозреватели характеризуют последствия вьетнам­ской войны не с политических, а пси­хологических позиций, заставляет предположить, что проблема здесь носит субъективный характер.

Сейчас, оглядываясь назад, нельзя не видеть, что представление, будто удастся остановить вьетнамскую ре­волюцию 17-й параллелью, а также покончить с национально-освободительными войнами по всему миру или хотя бы в Юго-Восточной Азии и Оке­ании, кажется по меньшей мере неле­пым. Тем не менее в середине 60-х годов немалое число вполне разум­ных американцев. относились к по­добным предположениям весьма серьезно. За 20 лет страна пережила немало резких скачков в понимании положения в мире, однако преобла­дало мнение, что американцы якобы способны контролировать события по­всюду на земном шаре, стоит только применить силу.

Рассматривая по отдельности и оценивая по достоинству военные инициативы США за последние 20 лет, поражаешься их полной бессмысленности. Что в самом деле было делать американской морской пехоте в Ливане, стране, где воору­жен каждый гонец? Чем пришлось бы заниматься ЦРУ в Анголе — взры­вать сооружения, принадлежащие американской нефтяной компании «Галф ойл»? Такие акции имеют смысл, если видеть мир подобно ска­зочной стране (а именно так смотрят в Вашингтоне), в которой действуют персонажи книг английского писателя Толкина, и руководствоваться его мифической картой. На этой карте обозначены только две страны, обладающие реальной силой: Советский Союз и США. Обе ведут глобальную военную, экономическую и идеологи­ческую борьбу за контроль над ос­тальным миром, а деятели «третьего мира» представляются лишь пешка­ми в большой игре двух великих дер­жав. В 50-х годах эта карта была напечатана в учебниках для младших классов американских средних школ. На ней «коммунистические» страны были закрашены черным цветом, «некоммунистические»—белым, а ней­тральные- государства выглядели се­рыми, С недавних пор эта карта ис­чезла из учебников — наверное, пото­му, что следить за изменениями в «третьем мире» оказалось издате­лям не по плечу. Но в умах многих американцев, включая кое-кого из тех, кто занимает государственные посты, эта карта по-прежнему служит руководством к действию.

Откуда взялась она и почему так импонирует американским деятелям, несмотря на все факты, свидетель­ствующие о ее никчемности? Эти два вопроса, пожалуй, можно назвать ключевыми для понимания американ­ской внешней политики. На первый ответить легко, поскольку в интеллек­туальной истории Америки ясно ви­ден след, ведущий к изначальному прототипу. В 80—90-х годах XIX ве­ка те протестантские богословы, кото­рые исходили из непогрешимости библии, ратовали за установление тысячелетнего царства (миллениум,— Ред.) Вашингтона на Земле. Богосло­вы отождествляли Россию с библей­ской землей «Рос», где должен по­явиться антихрист, а Америку счита­ли страной, откуда придет святое во­инство, поскольку лишь там сохрани­лись спасительные остатки истинно верующих в библию христиан.

«Вопрос стоит так: все или ничего»

Милленаризм — учение, лежа­щее в основе этих построений, было, пожалуй, наиболее удаленным от «мира сего» из всех богословских позиций, но, поскольку оно предска­зывало неминуемый кризис в мире, его в Вашингтоне стали интерпрети­ровать как индикатор текущих собы­тий политической жизни. В 20-х го­дах нынешнего века некоторые про­поведники-фундаменталисты увидели в большевистской революции начало -«периода великих бедствий», поста­вив социалистов на первое место в перечне своих врагов. Так они при­дали призраку «красной опасности» апокалипсическую окраску. В 50-х годах фундаменталисты вроде препо­добного Билли Харджиса, Карла Макинтайра и Роберта Уэлча примени­ли учение милленаризма к потребно­стям «холодной войны»  и использовали его для оправдания «охоты на ведьм» в США. В 70-х годах Джерри Фолуэлл, Джеймс Робисон и иже с ними  развернули новый «крестовый поход». Америка, писал Фолуэлл, представляет собой «единствен­ную логическую пусковую установку для евангелизации мира». Отправив­шись в Израиль, он прохаживался по полю, где, согласно пророчеству, дол­жен разразиться Армагеддон. У себя в стране он призвал к перевооруже­нию Соединенных Штатов и предо­стерегал об опасности вторжения коммунистов из Центральной Амери­ки. Отсюда явствует, что, если Со­единенные Штаты — «христианская нация», тогда Советский Союз неиз­бежно становится «империей зла».

Хотя мало кого из американских политиков можно было бы назвать религиозными фундаменталистами, подобного рода мышление проявляет­ся довольно часто в дискуссиях по вопросам внешней политики. Прежде всего следует назвать призрак гло­бального кризиса, о котором говорят американские политические деятели в то время, когда их европейские коллеги ничего подобного не видят. В качестве одного из многих приме­ров можно назвать речь президента Никсона в начале вторжения США в Кампучию в апреле 1970 года. Судя по этой речи, светопреставле­ние уже было не за горами и силы зла угрожали всей цивилизации. Однако, уверял Никсон, американцы способны приостановить упадок За­пада простым волевым усилием. Он так и сказал:        «Сегодня испытанию подвергается не наша мощь, а наша воля и характер».

Интервенцию на Гренаде в октябре 1983 года Вашингтон считал свиде­тельством того, что Соединенные Штаты снова «крепко стоят на но­гах», а инцидент, имевший место в прошлом году, в ходе которого аме­риканские истребители заставили приземлиться египетский самолет с четырьмя палестинцами на борту, рассматривается как доказательство, что «в нашей стране жив новый пат­риотизм». При всех этих «победах» не производится никакого подсчета издержек — не считают, сколько американцев погибло, и замалчивают абсурдную диспропорцию в размерах противоборствующих сил на Гренаде. На метафизическом поле боя любые действия могут означать полную победу. С другой стороны, любые ко­лебания якобы грозят полным пора­жением. Таким образом, выход из- под контроля Греции способен, счи­тают, привести к потере Египта и всего прилегающего района, а пора­жение в Южном Вьетнаме грозит вы­звать потерю всей Юго-Восточной Азии и Океании вплоть до побережья Соединенных Штатов. При подобном уровне мышления не может быть ни­каких компромиссов. Вопрос стоит так: все или ничего.

Параноидный стиль

Это, разумеется, манихейство — древняя ересь и то, что историк Ри­чард Хофштадтер называл «парано­идным стилем американской полити­ки». При этом, как подметил он, рас­суждают следующим образом: «В от­личие от нас противник сам является жертвой своего прошлого, своих же­ланий, своей ограниченности».

В качестве примера подобного па­раноидного стиля можно привести высказывание сенатора Джозефа Маккарти, который приписывал пора­жение Чан Кайши и «потерю Китая» наличию коммунистических агентов в госдепартаменте США. Обвинения Маккарти ныне кажутся смехотвор­ными, но в то время весьма многие уважаемые люди в Вашингтоне пред­лагали модифицированный вариант того же самого, а именно: утвержда­ли, что у Соединенных Штатов хва­тит сил повернуть вспять китайскую революцию, а когда она разразилась, то уверяли, что виноваты в этом бы­ли не китайцы, а Советский Союз.

Что касается 80-х годов, в годы правления Рейгана, то здесь приме­рам параноидного мышления нет чис­ла. В марте 1981 года президент Рей­ган следующим образом охарактери­зовал американскую военную помощь правительству Сальвадора:«Мы стремимся к тому, чтобы попытаться приостановить проникновение в Аме­рику террористов, влияние извне и тех, кто нацеливается не только на Сальвадор, но. я думаю, и на всю Центральную, возможно, позднее — Южную, а в конце концов, я уверен, также на Северную Америку. Именно это мы и делаем, мы пытаемся поме­шать экспортировать сюда, к нам, де­стабилизирующую силу терроризма, партизанской войны, революции Со­ветским Союзом, Кубой и теми дру­гими, которых мы назвали».

Два года спустя президент нарисо­вал на объединенном заседании обеих палат конгресса устрашающую кар­тину возможных последствий бездей­ствия в Центральной Америке: «Если мы не сможем защитить себя там, нельзя ожидать, что нам удастся на­стоять на своем где-либо в другом месте. Доверие к нам рухнет, наши союзы распадутся, на карту будет поставлена безопасность нашей соб­ственной страны».

До недавнего времени главной альтернативой этого мировоззрения служила другая разновидность милленаристического мышления, которую можно назвать «гностическим» (по названию другой сходной ереси). Со­гласно этому фактически нехристиан­скому мировоззрению действия аме­риканцев не запятнаны заботой о су­губо собственных интересах или эго­измом. Представление, будто амери­канцы действуют беспристрастно, тогда как другие страны руковод­ствуются только собственными инте­ресами (а поэтому незаконно), несо­мненно, служит выражением доктрины американской исключительности, имперского подхода. Использовав­шееся для оправдания территориаль­ных захватов в XIX веке, это мыш­ление проявляется для оправдания американских военных интервенций и в XX веке.

Так, в 1965 году президент Джон­сон обещал предотвратить «еще один Мюнхен» в Юго-Восточной Азии и принести вьетнамцам мир, материаль­ный прогресс и человеческое досто­инство. «Американцы не раз в про­шлом щедро помогали осуществить подобные начинания,— заявил он.— Теперь необходимы гораздо более крупномасштабные усилия, чтобы улучшить жизнь человека в этом раздираемом конфликтами уголке на­шего мира».

Эти обещания, как оказалось, таи­ли в себе немалые неприятности — они позволили обвинить Джонсона в лицемерии, а их логика заставила кое-кого в антивоенном движении  прийти к выводу, что Соединенные Штаты представляют силы абсолют­ного зла.

«Безумие Вашингтона»

Гностический подход проявился и в отношении Организации Объеди­ненных Наций. На первых порах США поддерживали эту организа­цию — тогда, когда за ними — шло большинство стран. Но они стали подвергать ее нападкам, как только члены ООН из числа стран «третьего мира» начали не соглашаться с Со­единенными Штатами. При этом ис­ходят из того, что раз эти государ­ства не являются преданными друзья­ми Америки, значит, они должны от­носиться к числу ее врагов. В сере­дине 70-х годов Дэниел Мойнихен, тогдашний постоянный представитель США при ООН, назначенный Никсо­ном, произнес несколько речей, в ко­торых сокрушался по поводу упадка западной цивилизации под напо­ром «тоталитаризма и варварства» в «третьем мире». Организация Объ­единенных Наций, утверждал он, «со­стоит почти исключительно из «ком­мунистических режимов» и «деспо­тий», причем все они едины в «убеж­дении», что их успех в конечном ито­ге зависит от нашего краха».

Гностическое мышление также ска­залось на отношении к ядерному ору­жию; это привело некоторых деяте­лей движения за мир к выводу, что единственным препятствием на пути к миру во всем мире лежит безумие Вашингтона.

Учитывая историю США, совсем неудивительно, что американцы рас­сматривают внешнюю политику с ре­лигиозных позиций. Духовные лица всевозможных вероисповеданий ввя­зываются в политическую борьбу с го­рячностью, немыслимой в Европе, а американцы продолжают уверять проводящих опросы общественного мнения, что их общество самое бого­боязненное во всем западном мире. Находясь на далеком расстоянии от Европы и Азии, американцы считали в XIX веке свою страну Новым Све­том — образцом для человечества, Градом на холме.

В конце XIX века президент Мак­кинли заявил группе методистских священников, что он выступает за аннексию Филиппин,  поскольку долг американцев — «возвысить, цивили­зовать и обратить в христианство» филиппинцев. Подобная евангеличе­ская миссия, по мнению многих, со­ставляла суть американской внешней политики. Кто взялся бы оспаривать утверждение, что у этой нации есть богом данная миссия, ее очевидная судьба? Никакое военное поражение никогда не заставляло американцев пересмотреть или отделить свои ре­лигиозные взгляды от понимания роли их страны в мире. Американцы пребывали в убеждении, что у их страны есть высокое предназначение выполнять волю божью.

Ни первая, ни вторая мировые войны не дали особых оснований американцам усомниться в исключи­тельности миссии Соединенных Шта­тов. Напротив, обе как будто подтвер­дили это, особенно вторая. Ведь Гитлер был фигурой демонической, как никто в мировой истории, а фа­шизм развязывал силы почти мета­физического зла в душах своих ис­тинных последователей. Но в то вре­мя как война опустошила половину промышленно развитых стран, она принесла богатство Соединенным Штатам. Казалось, атомная бомба и процветание вывели страну на цар­скую дорогу. Ее мощь казалась безграничной. «Свидетель сотворения мира» — так назвал свои мемуары послевоенного периода бывший гос­секретарь Дин Ачесон. Он был сы­ном священника, как и Джон Фо­стер Даллес.

Фрэнсис Фитцджеральд

«Нью-Йорк»

«За рубежом» 1986 год