За кулисами «культурной революции»

Порожденные «культурной революцией» беззако­ния и анархия в Китае привели к грызне в стане пе­кинских лидеров; соперничающие группки, стараясь укрепить свои позиции, продолжают натравливать раз­ные социальные слои друг на друга.

«Революция» в Китае быстро перестает быть «культурной» по мере того, как в Пекине раз­ворачивается сложная драма открытого конфликта и тайного потворства.

За кулисами Мао Цзэ-дун пошел на компромисс с усилен­но поносимыми, но, увы, могу­щественными «правыми» воен­ными и политическими деяте­лями в провинциях и, казалось бы, обрушился на собственных красных охранников. А в это самое время на авансцене его супруга — актриса Цзян Цин — публично скрестила шпаги с премьером Чжоу Энь-лаем, вы­ступив в защиту этих револю­ционных «маленьких генера­лов».

Два года назад Мао напустил на Китай красных охранников, чтобы искоренить все пережит­ки культуры и мысли домаоистского периода и разгромить ортодоксальную организацию коммунистической партии, не желавшую подчиняться его лич­ной воле, а в результате стал свидетелем того, как их движе­ние распалось на ожесточенно враждующие группировки. По­этому на пятичасовой встрече в конце июля старый председа­тель, как рассказывают, заявил делегатам красных охранников, обливаясь слезами, что они его позорно предали, и предупре­дил, что, если они не прекратят междоусобицу, он предложит армии ввести чрезвычайное по­ложение.

Позже он лично благословил первую группу рабочих, заняв­ших Пекинский университет и восстановивших порядок среди студентов, упорствовавших в неподчинении. Это послужило сигналом к генеральному на­ступлению на «мелкобуржуаз­ную» молодежь и других пред­ставителей «интеллигенции».

В сентябре Чжоу Энь-лай, следуя новой линии, выступил на одном из митингов в Пекине с речью о «победе культурной революции» и подчеркнул слав­ную роль рабочих, ничего не упомянув о красных охранни­ках. Но Цзян Цин, официально покровительствующая этим ны­не попранным героям, сравняла счет в резкой обвинительной речи. Приветствуя красных охранников, она сказала: «Вы заметите, что в отличие от Чжоу Энь-лая я намеренно ни­чего не сказала о рабочих и крестьянах, которые пытаются вас разогнать».

Красные охранники продела­ли «колоссальную» работу в «культурной революции», хотя они и «совершили некоторые ошибки». «Сейчас я должна сказать несколько добрых слов о руководящей роли рабочего класса, — продолжала она, — однако при этом хочу ясно зая­вить, что он не должен вас пре­следовать…»

Но хотя четвертая мадам Мао может вступить в спор с праг­матически настроенным Чжоу, из этого было бы опасно делать вывод, что она вступает в кон­фликты со своим супругом, ибо она явно говорит, опираясь на его авторитет. Подобно некото­рым восточным богам, символи­зирующим лишь один из много­численных аспектов высшего божества, Цзян Цин представ­ляет революционера-иконоборца в многоликом Мао, который сам молчит, поскольку не мо­жет одновременно успокоить красных охранников и задобрить их оппонентов, если будет вы­ступать все время сам.

Само проведение упомянутого митинга стало возможным лишь благодаря запутанной серии компромиссов, которые Мао за­ключил с командующими воен­ными округами и комиссарами по всему Китаю, ибо собрание было созвано, чтобы отпраздно­вать успешное создание новых административных «революци­онных комитетов» во всех 29 провинциях после почти двух лет упорного сопротивления и соперничества на местах. Раз­вертывая борьбу против ин­стинктивного стремления коман­дующих округами играть роль военных князьков и перекраи­вать идеи Мао таким образом, чтобы они лучше отвечали их собственным, Пекин ведет кам­панию против «полицентризма» и требует абсолютной верности Мао и его «штабу» в столице. Ибо теперь, когда все провин­ции умиротворены, во всяком случае на бумаге, и ими руко­водят новые комитеты, этот цикл китайской «революции» по логике вещей должен быть за­вершен проведением долгождан­ного IX съезда партии.

В отличие от первых семи съездов последний был прове­ден демократическим путем, и делегаты на него избирались «снизу доверху». В результате Мао обнаружил, что в его соб­ственном Центральном Комите­те ему противостоит враждебно настроенная группа. Любая сделка, которую он заключит с местными руководителями, должна предусматривать дого­воренность о том, что на этот раз делегатов будут не избирать на низшем уровне, а назначать сверху, заявляют специалисты. Как стало известно, Мао желает, чтобы число делегатов съез­да было сильно расширено, по меньшей мере до 7 тысяч чело­век, и значительная часть мест предоставлена «лояльным» во­енным и политическим кадро­вым работникам, которые про­демонстрируют единство Китая, обеспечив Мао выполнение его желаний.

Когда съезд соберется, он, видимо, проштемпелюет отстра­нение председателя КНР Лю Шао-ци и генерального секре­таря партии Дэн Сяо-пина. Им будет отведена роль коз­лов отпущения, на которых возложат вину за «ошибочную линию» с тем, чтобы их отстра­нение освободило «правильную линию» от всяких упреков и обвинений в прошлых ошибках, а чистый маоизм стал краснее самого красного.

В ответ за их формальную поддержку кающимся напоказ деятелям, которых до этого ле­вые красные охранники прокли­нали как правых, ревизионистов или буржуазных реакционеров, будет также напоказ дано отпу­щение их грехов.

Несмотря на весь торг и по­купку показной верности, борь­ба за главенствующее положе­ние между подлинными и фаль­шивыми маоистами, идеалиста­ми и прагматистами, несомнен­но, будет продолжаться в пар­тии и ее новом Центральном Комитете и после съезда. Вы­пад Цзян Цин можно поэтому рассматривать как предупре­ждение, которым хотели пока­зать, что, если Мао будет ока­зано сопротивление на съезде или в комитете, Китай может еще раз увидеть красных охран­ников в действии.

«Обсервер», Лондон.

«За рубежом», 1968 год.