Операция «Катапульта»

Как британский флот по приказу Черчилля расстрелял эскадру недавнего союзника.

3 июля 1940 года впервые со вре­мен наполеоновских войн и адми­рала Нельсона корабли британ­ских и французских ВМС вступили в ожесточенную схватку друг с другом. Снаряды весом более тонны, выпущен­ные из английских орудий, вспарыва­ли броню французских линкоров. Мир­ная гладь Средиземного моря вскипала гигантскими гейзерами, а синеву неба заволокло черным маслянистым ды­мом сражения.

Всего за несколько недель до этого французские и английские войска пле­чом к плечу сражались против армий Гитлера, вторгшихся во Францию. Теперь же самые мощные корабли ко­ролевских ВМС безжалостно расстре­ливали французские боевые корабли, укрывшиеся на военно-морской базе Мерс-эль-Кебир в Северной Африке.

Эта акция привела в ярость фран­цузов, обрадовала Гитлера, вызвала беспокойство в Англии и возмущение во многих странах мира и оказала ощутимое воздействие на ход второй мировой войны в Европе. Это был шаг, который Уинстон Черчилль, отдавший приказ о нападении, назвал «грече­ской трагедией», добавив: «Но нико­гда еще ни одно действие не было бо­лее необходимым для спасения Анг­лии».

«Предательство вероломного Альбиона»

В сентябре 1939 года Англия и Франция объявили войну нацистской Германии, напавшей на Польшу. За­тем последовали месяцы «странной войны» (по-французски «drole de guerre»; англо-американцы употребляли выражение «phony war» — «phony» — «поддельный, фальшивый, дутый, не­искренний»; такое название получил начальный период — до мая 1940 го­да — второй мировой войны, когда правительства Франции и Великобри­тании, несмотря на объявление этими странами войны фашистской Герма­нии, не вели активных боевых опера­ций сухопутных сил на Западном фронте. — Ред.). 28 марта 1940 года английское и французское правитель­ства подписали торжественное обяза­тельство, что они не будут заключать сепаратный мир с Гитлером. 10 мая бронетанковые дивизии вермахта, раз­бив французские части у Седана (тан­ковые дивизии прошли по дорогам Ар­денн беспрепятственно, захватили ми­нированные, но не взорванные мосты на р. Мёз (Маас) и прорвали ослаб­ленный фронт в его центре. — Ред.), устремились к Ла-Маншу, раскололи союзнические армии и прижали анг­лийские экспедиционные войска к мо­рю. Эвакуация этих войск из Дюнкер­ка была расценена в Англии и США как чудо, но многим французам, в бес­порядке откатывавшимся в глубь стра­ны и вскоре капитулировавшим, она казалась актом исторического преда­тельства со стороны вероломного Аль­биона.

В середине июня премьер-министр Франции Поль Рейно обратился к Чер­чиллю с просьбой освободить его от принятого в марте обязательства не заключать сепаратного мира с Герма­нией. 14 июня пал Париж. Двумя дня­ми позже Черчилль, стремясь укре­пить волю французов к сопротивле­нию, направил Рейно два драматиче­ских ответных послания, в которых излагались условия английского согла­сия и делалась попытка подбодрить французов. В первом Англия давала согласие на то, чтобы французское правительство выяснило у Германии условия перемирия, но только если, ни больше ни меньше, французский флот отправится в британские порты до ис­хода переговоров. Далее в послании подчеркивалась решимость Великобри­тании, несмотря на любые трудности, продолжать войну против Гитлера. В тот же день под давлением генерала де Голля, настаивавшего на необходи­мости какого-нибудь «драматического жеста», чтобы побудить Францию про­должать борьбу, Черчилль сделал историческое предложение о провозглашении «нерасторжимого союза» с Ве­ликобританией (согласно этому плану британского премьер-министра, пред­лагалось «слияние двух государств» и образование «единого военного кабине­та» и единого парламента. — Ред.).

К этому времени французское пра­вительство уже эвакуировалось в Бор­до. Когда английские послания были переданы, премьер-министр Рейно на­ходился в подавленном состоянии. Но послание Черчилля подбодрило его. Премьер ответил, что будет «бороться до конца».

Однако большинство других фран­цузских руководителей в Бордо встре­тили предложения Черчилля о «нера­сторжимом союзе» с подозрением и враждебностью. В обстановке открыто пораженческих настроений 73-летний главнокомандующий французской ар­мией генерал Вейган провозгласил, что в течение трех недель «Англии свер­нут шею, как цыпленку». Маршал Петэн заявил, что английское предло­жение равносильно «слиянию с тру­пом». Два первых послания Черчилля, в которых речь шла о французском флоте, так и не были рассмотрены раз­валивающимся правительством Рейно.

Судьба французских ВМС вызывает опасения

Вечером 16 июня Рейно подал в от­ставку, и маршал Петэн, 80-летний герой битвы под Верденом в 1916 го­ду, возглавлявший группу пораженцев, сформировал новое правительство. На следующий день Черчилль возобновил свои требования, чтобы новое прави­тельство Франции не сдавало против­нику «великолепный французский флот». Но к этому времени в Бордо уже сложилось мнение, что отправка французских военных кораблей в Анг­лию была бы бессмысленным шагом: если Англии в скором времени дейст­вительно «свернут шею», то француз­ский флот в конечном счете все равно окажется в кармане у Гитлера.

18 июня первый лорд Адмиралтей­ства (военно-морской министр) Англии Александер и начальник штаба ВМС адмирал Дадли Паунд были срочно направлены во Францию для личной встречи с адмиралом Дарланом, глав­нокомандующим французским флотом. По Черчиллю, «они получили много торжественных заверений, что флоту никогда не будет позволено очутиться в руках немцев». Но, отмечает Чер­чилль, Дарлан не предпринял никаких мер с целью «вывести французские во­енные корабли за пределы досягаемо­сти быстро приближавшихся немецких войск».

22 июня 1940 года Франция под­писала перемирие с Германией в зна­менитом железнодорожном вагоне-са­лоне, стоявшем в Компьенском лесу. (В этом вагоне 11 ноября 1918 года маршал Фош продиктовал условия пе­ремирия побежденной Германии. — Ред.) В соответствии с перемирием Петэн согласился, что французский военный флот, за исключением той его части, которая будет сохранена для защиты французских интересов в ее колониальной империи, должен быть сосредоточен в портах и разору­жен «под германским и итальянским контролем». В ходе англо-француз­ских переговоров было сказано немало слов «о чести», однако, с точки зрения Лондона, Франция не сделала ничего, чтобы сдержать данное ею в марте торжественное обязательство или рас­сеять английские опасения о дальней­шей судьбе французского флота.

Насколько оправданными были опа­сения Англии?

В предвоенный период в основе строительства английского военно-мор­ского флота лежал принцип «уровня двух держав», означавший, что анг­лийские ВМС должны по числу боевых единиц превосходить объединен­ную мощь военно-морских сил двух любых вероятных противников Велико­британии. В 1940 году Великобрита­ния все еще обладала самым крупным военно-морским флотом в мире. Но этот флот уже понес потери в ходе операций по охране конвоев в Север­ной Атлантике, в неудачной норвеж­ской кампании и у Дюнкерка.

На бумаге английские ВМС имели ощутимый перевес по числу крупных кораблей: 11 линкоров, 3 линейных крейсера и пять линкоров в постройке, тогда как Германия располагала двумя «карманными линкорами», дву­мя линейными крейсерами новейшей постройки и строила еще два линкора.

Однако вступление Италии в войну в июне 1940 года серьезно изменило со­отношение сил. Итальянцы располага­ли современным и быстроходным фло­том, хотя боеспособность его была не­известна (фактически итальянский флот оказался малоэффективным, од­нако предвидеть это было невозмож­но), и поэтому англичане были вынуж­дены держать в Средиземном море по меньшей мере шесть своих линкоров против шести итальянских. Для Тихо­го океана против Японии, которая, как ожидали, недолго останется нейтраль­ной, англичанам выделить было нече­го, а Лондон не был уверен, что воен­ные корабли нейтральных Соединен­ных Штатов будут защищать ее вла­дения и морские коммуникации в этом регионе.

Таким образом, для островной Ве­ликобритании с ее имперскими владе­ниями, зависевшей от сохранения военно-морской мощи, переход француз­ского флота в руки Германии был бы подлинной катастрофой. Франция име­ла четвертый по численности флот в мире. Он состоял из пяти старых лин­коров, двух современных линейных крейсеров «Дюнкерк» и «Страсбург», способных противостоять гер­манским линейным крейсерам «Шарнхорст» и «Гнейзенау», и двух мощных линкоров «Жан Бар» и «Ри­шелье», постройка которых близи­лась к завершению, а также 18 крейсеров, двух авианосцев и значительного числа пре­восходных эсминцев.

Ключевую роль в командовании во­енно-морского флота Франции играл 58-летний адмирал Дарлан. Со време­ни встречи с ним в декабре 1939 года Черчилль считал его «одним из тех французов, которые ненавидят Англию», и никогда не доверял ему.

Сам Дарлан на встрече с двумя ру­ководителями английского Адмирал­тейства в Бордо 18 июня 1940 года дал обещание ни при каких обстоя­тельствах не передавать флот Германии.

Тем не менее статья 8 соглашения о перемирии вызвала у англичан са­мые серьезные опасения — особенно слова о разоружении флота «под не­мецким и итальянским контролем». Для англичан слово «контроль» озна­чало, что Гитлер получал возможность распорядиться французскими корабля­ми по своему усмотрению.

Лондон предъявляет ультиматум

На заседании 24 июня английское правительство пришло к выводу, что «полагаться на оговорки, содержащи­еся в этой статье, невозможно». Опа­сения Черчилля подогревались генера­лом Эдуардом Спирсом, специальным английским представителем во Фран­ции, который прямо заявил, что, неза­висимо от намерений Дарлана, если Гитлер захочет завладеть французски­ми кораблями, ему достаточно будет пригрозить сжечь Марсель. А если эта угроза не сработает, то предать огню Лион или пообещать уничтожить Па­риж, если его требования не будут удовлетворены. Учитывая прошлое ве­роломство Гитлера, это был веский аргумент. Французы были бы бессиль­ны сдержать свое слово, даже если бы захотели. Доверие Черчилля к ре­жиму Петэна было еще более подорва­но, когда вопреки своим обещаниям французское правительство вернуло Германии четыреста пленных немец­ких летчиков, сбитых во время битвы за Францию. Их возвращение должно было усилить «люфтваффе» в пред­стоявшей битве за Англию.

Поскольку, по мнению Черчилля, условия германо-французского переми­рия создали «смертельную опасность» для Великобритании, необходимо бы­ло предпринять немедленные контрме­ры. Английская разведка считала, что Гитлер попытается начать вторжение в Англию 8 июля. До этой даты необходимо было решить вопрос о судь­бе французского флота, чтобы иметь возможность сосредоточить английские военные корабли в водах метрополии. Решающее заседание британского ка­бинета министров состоялось 27 июни. К этому времени часть кораблей фран­цузского флота находилась в портах самой Франции, и предпринять что-либо против них было невозможно. Несколь­ко кораблей оказались в английских портах, их можно было захватить си­лой, если команды отклонят англий­ские условия. Недостроенные линейные корабли «Жан Вар» и «Ришелье» стояли соответственно в Касабланке и Дакаре, где их караулили английские военные корабли. Особой проблемы они не представляли. Сильная фран­цузская эскадра под командованием вице-адмирала Рене Годфруа базиро­валась в Александрии и находилась в оперативном подчинении английского адмирала Каннингхэма. Эти адмира­лы поддерживали дружеские отноше­ния. Вопреки приказу Дарлана о пе­ребазировании эскадры в один из французских портов в Тунисе Годфруа согласился не выводить свои корабли из Александрии. (Эскадра фактически оставалась в Александрии до полной победы англо-американских экспедици­онных сил в Северной Африке.) Глав­ная угроза для Великобритании исхо­дила из небольшой военно-морской ба­зы Мерс-эль-Кебир на побережье Ал­жира западнее Орана. Здесь находи­лось сильное военно-морское соединение под командованием адмирала Жансуля. Адмирал Паунд предупредил Черчилля, что корабли Жансуля — в германских руках или самостоятель­но — могут вынудить Англию уйти из Средиземного моря и тем самым соз­дать угрозу возможности защитить Ближний Восток и вообще вести вой­ну в Средиземноморье.

Ко 2 июля английское правительст­во направило адмиралу Жансулю че­тыре предложения на выбор:

1. Увести корабли в английские порты и продолжать сражаться вместе с Англией;
2. Направиться, имея на борту эки­пажи уменьшенного состава, в один из английских портов, откуда экипажи будут репатриированы;
3. Направиться с экипажами умень­шенного состава в какой-либо фран­цузский порт в Вест-Индии, например на Мартинику, где корабли можно пе­редать под охрану Соединенных Шта­тов до конца войны;
4. Потопить свои корабли.

В случае отказа Жансуля принять одно из этих четырех предложений английскому военно-морскому флоту приказывалось уничтожить француз­ские корабли, особенно «Дюнкерк» и «Страсбург», используя все имеющие­ся средства. Этот «смертельный удар», как Черчилль назовет его позднее, был осуществлен по личному настоянию английского премьера вопреки сдер­жанному отношению к этому плану членов комитета начальников штабов. Они сомневались, что операция «Ката­пульта», как был закодирован этот план, увенчается полным успехом. Черчилль считал, что «на карту по­ставлено само существование Англии».

Проведение операции «Катапульта» было поручено соединению «Эйч (Н)» — ударной группировке, собран­ной в Гибралтаре. В ее состав входили новейший английский линейный крей­сер «Худ» водоизмещением 42 тыся­чи тонн, два линкора «Резолюшн» и «Вэлиант», одиннадцать эсминцев и авианосец «Арк Ройял». Соединением командовал вице-адмирал Джеймс Со­мервилл, получивший утром 1 июля приказ: «Быть готовым к “Катапуль­те” 3 июля».

Мысль о том, что им надо будет от­крыть огонь по французским кораблям, привела в ужас адмирала Сомервилла и всех его старших офицеров. Адми­ралтейству было направлено альтерна­тивное предложение пригласить фран­цузские корабли «выйти в море» и позволить «захватить себя соедине­нием «Н». Сомервилл предупредил, что наступательная операция со сторо­ны Англии «немедленно оттолкнет всех французов, где бы они ни находились, и превратит побежденного со­юзника в активного врага».

Учитывая смешанное со страхом почтение, с которым относились к Черчиллю в Адмиралтействе, это был весьма смелый шаг, и Сомервилл по­лучил резкую отповедь.

Адмирал Жансуль тянет время

В полдень 2 июля соединение «Н» вышло из Гибралтара и направилось к Орану. На следующее утро Сомер­вилл послал на эсминце «Фоксхаунд» капитана Седрика Холланда к адмира­лу Жансулю. Ранее 50-летний Хол­ланд служил в Париже в качестве во­енно-морского атташе. Он свободно го­ворил по-французски, хорошо знал французский флот и был лично зна­ком с Жансулем. Весьма эмоциональ­ный Холланд симпатизировал французам и тяжело переживал поражение Франции. Помимо всего прочего, у не­го были также серьезные сомнения от­носительно добропорядочности вверенной ему миссии и ее шансов на ус­пех. Своей жене он доверительно со­общил, что адмирал Жансуль — «это дубоватый старый отставник».

Каким бы Жансуль ни был в свои 59 лет, он утверждал, что «настроен проанглийски на все сто процентов». Он был раздосадован тем, что Сомер­вилл, вместо того чтобы прибыть са­мому, прислал всего лишь капитана, и заявил, что слишком занят, чтобы при­нять Холланда. Его самолюбие задел также радиосигнал, переданный с эс­минца, в котором говорилось, что «ан­глийский флот ждет в море у Орана, чтобы приветствовать вас».

Поскольку эсминец «Фоксхаунд» стоял на якоре у входа в Мерс-эль-Кебир, а французский флот находил­ся в гавани, Жансуль послал в каче­стве своего представителя лейтенанта Бернара Дюфе, старого приятеля Хол­ланда. Последний объяснил, что име­ющееся послание может быть переда­но только лично французскому адми­ралу. Жансуль ответил на это прика­зом «Фоксхаунду» «немедленно уда­литься прочь». Холланд, сделав вид, что подчиняется приказу, быстро спу­стился в небольшую моторную лодку и на полной скорости направился к флаг­манскому кораблю Жансуля «Дюн­керк». Добиться личной встречи с ад­миралом ему опять не удалось, но он продолжал упорствовать и все же су­мел передать Жансулю английское послание с изложением условий. Эти условия тут же были переданы по ра­дио Дарлану. Но при этом в своей ра­диограмме Жансуль опустил третий вариант — предложенную англича­нами возможность направиться со своим флотом в Вест-Индию. Позднее, когда французские власти подвергли его суровой критике за это упущение, в объяснении Жансуля сквозила галль­ская гордость: он счел невозмож­ным принять любые подобные предло­жения, находясь под прицелом англий­ских орудий.

Пока велись переговоры, самолеты с авианосца «Арк Ройял» сбросили магнитные мины у побережья, чтобы помешать французскому флоту выйти из гавани, что, разумеется, не способ­ствовало ходу переговоров.

До 3 июля, несмотря на капитуля­цию Франции, жизнь на борту фран­цузских военных кораблей шла своим обычным чередом. Первым английскую эскадру увидел 26-летний Морис Путц, который проводил групповые спортив­ные занятия на высоком холме за Мерс-эль-Кебиром. С высоты холма они заметили приближающиеся с за­пада корабли и вскоре распознали зна­комый силуэт «Худа», с которым мно­гим французским кораблям довелось участвовать в совместных патрульных операциях в Атлантике. На борту «Дюнкерка» (где Холланд по-прежнему добивался личной встречи с Жансу­лем) многие члены экипажа пришли в ужас, когда по флоту был отдан при­каз «приготовиться к бою». В ходе второй встречи Холланда с Дюфе был отдан приказ развести пары.

Время шло. На борту своего кораб­ля Сомервилл разгадывал бесчислен­ные кроссворды, а старшие офицеры «Арк Ройял» играли в маджонг.

Около четырех часов дня Жансуль наконец согласился на встречу с Хол­ландом. В течение полутора часов они вели переговоры в душной каюте. Вна­чале французский адмирал кипел от гнева, затем смягчился и стал разго­варивать в более примирительном то­не. Он сообщил ему о полученном приказе Дарлана от 24 июня, в кото­ром говорилось, что если какая-либо иностранная держава сделает попытку захватить французские корабли, то они должны без промедления либо уйти в Соединенные Штаты, либо по­топить себя. С учетом имеющейся ны­не информации можно, однако, пред­положить, что Жансуль скорее всего пытался выиграть время и, если пове­зет, дождаться наступления темноты, чтобы ускользнуть из гавани. Холланд, в частности, лишь в последний момент узнал, что Дарлан сразу же отдал приказ всем находящимся в Среди­земном море французским кораблям идти к Жансулю. Этот зашифрован­ный приказ, перехваченный англий­ским Адмиралтейством, побудил Чер­чилля передать окончательное распо­ряжение соединению «Н»: «Быстрее кончайте дело, иначе столкнетесь с подкреплениями».

В 5.15 Сомервилл направил Жансу­лю ультиматум, гласивший, что, если через пятнадцать минут одно из анг­лийских предложений не будет приня­то, «я должен буду потопить ваши ко­рабли».

Когда Холланд покидал француз­ский флагманский корабль, он услышал, как прозвучал сигнал боевой тревоги. Все корабли, казалось, готови­лись к выходу в море, тем не менее он отметил в своем рапорте: «Мало кто спешил занять места по боевому расписанию» — словно французы все еще не могли заставить себя поверить, что англичане от слов перейдут к делу.

Холланд на своей моторной лодке, рискуя жизнью, помчался к эсминцу «Фоксхаунд», который находился прямо на линии огня.

Корабли открывают огонь

Он успел удалиться на милю от Мерс-эль Кебира, когда в 5.54 Сомер­вилл, оттягивавший, насколько воз­можно, развязку, наконец отдал при­каз открыть огонь.

С расстояния десяти миль — пре­дел видимости — его линейные кораб­ли выпустили тридцать шесть залпов из своих пятнадцатидюймовых ору­дий, снаряды весом в тонну каждый обрушились на французские корабли, вызвав страшные разрушения. Один из первых снарядов попал в «Дюн­керк», разрушил орудийную башню, уничтожил главный генератор и вы­вел из строя гидравлическую систему. Старый линкор «Бретань» загорелся от попаданий нескольких крупнокали­берных снарядов. В небо взметнулись огромные клубы дыма, затем корабль перевернулся. Свыше тысячи человек из его команды погибли. Другой ста­рый линкор, «Прованс», превращенный в груду обломков, выбросился на берег. У эсминца «Могадор» прямым попаданием была оторвана корма. Но главная цель англичан — линейный крейсер «Страсбург» — осталась не­поврежденной.

Французы открыли ответный огонь, но он был малоэффективен. Канониры не успели полностью приготовиться к бою и стреляли по движущимся це­лям, которые вскоре вышли из пре­делов досягаемости огня. Тем не ме­нее осколками снарядов на «Худе» были ранены двое моряков, а снаря­ды береговых батарей начали поды­мать столбы воды в опасной близости от английских кораблей. В 6.04 ми­нуты, менее чем через четверть часа сокрушительного огня, английские орудия смолкли. Приказ о прекраще­нии огня частично был отдан по гу­манным соображениям, а частично по техническим причинам: английские ко­рабли, двигавшиеся в кильватерном строю мимо базы на запад, не могли более вести огонь по гавани, которую скрыли высокие прибрежные скалы.

Прокладывая себе путь среди об­ломков, укрытые пеленой дыма «Страсбург» и пять эсминцев на пол­ной скорости вырвались из гавани, прошли над неудачно поставленными английскими минами и устремились в открытое море. Превосходно маневри­руя, французский крейсер вскоре растворился в наступивших сумерках. Прошло добрых полчаса, прежде чем Сомервилл обнаружил его исчезнове­ние. После захода солнца устаревшие самолеты-торпедоносцы «Сордфиш» были подняты с авианосца «Арк Рой­ял» в погоню, но безуспешно. На следующую ночь «Страсбург» прибыл в Тулон, где к нему присоединился де­сяток крейсеров и эсминцев из Алжи­ра и Орана. Вскоре после этого адми­рал Сомервилл отправил самолеты-торпедоносцы прикончить «Дюнкерк». Необходимости в этом не было. Тор­педная атака привела лишь к новым тяжелым человеческим жертвам, так как от взрывов торпед детонировали глубинные бомбы на тральщике, помо­гавшем эвакуировать оставшихся на «Дюнкерке» членов команды.

Таким образом, операция «Ката­пульта», как и опасались ее критики, завершилась, по меньшей мере с чи­сто военно-морской точки зрения, лишь половинчатым успехом. Испыты­вая отвращение к этому, по его выра­жению, «грязному делу», адмирал Со­мервилл в письме к жене писал: «Бо­юсь, что получу здоровую нахлобучку от Адмиралтейства за то, что позво­лил ускользнуть “Страсбургу”. Не удивлюсь, если меня после этого сни­мут с командования». Он также на­звал это нападение «крупнейшей поли­тической ошибкой нашего времени», будучи уверенным, что оно восстано­вит весь мир против Англии.

C целью повлиять на позиции США

В Лондоне Уинстон Черчилль изло­жил этот «прискорбный эпизод» мол­чащей палате общин. Он отдал дол­жное мужеству французских моряков, но упорно отстаивал неизбежность это­го «смертельного удара». Когда он за­кончил выступление, еще раз подчеркнув решимость Великобритании «вести войну с величайшей энергией», все члены палаты вскочили на ноги, долго и бурно выражая свое одобрение.

В Мерс-эль-Кебире адмирал Жансуль похоронил свыше 1200 офицеров и матросов, из которых 210 погибли на его флагманском корабле. Из ве­дущих персонажей этой трагедии Жан­суль был предан забвению и не был реабилитирован ни вишистским правительством, ни послевоенной Фран­цией. Адмирал Дарлан был убит в Алжире в декабре 1942 года молодым французским роялистом.

Из кораблей, участвовавших в этом сражении, могучий «Худ» взорвался и погиб почти со всем экипажем в бою с немецким линкором «Бисмарк» в мае 1941 года — снаряд попал в по­роховой погреб. Авианосец «Арк Рой­ял» был торпедирован немецкой под­водной лодкой в ноябре 1941 года. Гордый «Страсбург», как почти и все другие французские корабли, усколь­знувшие из Мерс-эль-Кебира, был за­топлен своим экипажем в Тулоне, когда немецкие войска вторглись в «до этого не оккупированную» зону Фран­ции в ноябре 1942 года.

С любой точки зрения «смертель­ный удар» в Мерс-эль-Кебире надолго омрачил англо-французские отношения. Можно ли было избежать его? Был ли он необходим?

В историческом плане наиболее важным последствием операции «Ката­пульта» было ее воздействие на Франк­лина Рузвельта и общественное мне­ние в США. В июле 1940 года призы­вы Черчилля к американцам оказыва­ли на них ощутимое влияние, но Сое­диненные Штаты сомневались, что Ве­ликобритания захочет или сможет про­должать борьбу в одиночку. Одним из наиболее влиятельных (и красноречи­вых) скептиков, отрицательно оценив­ших способности Англии, был амери­канский посол в Лондоне Джозеф П. Кеннеди. Поэтому, принимая реше­ние потопить флот своего бывшего со­юзника, Черчилль, несомненно, учиты­вал воздействие своего шага на Аме­рику. Недаром в своих мемуарах, го­воря о Мерс-эль-Кебире, он указал: «Стало ясно, что английский военный кабинет ничего не боится и ни перед чем не остановится».

Несколько месяцев спустя Гарри Гопкинс, пользовавшийся полным до­верием американского президента, со­общит, что это драматическое нападе­ние на французский флот более всего убедило Рузвельта в решимости Чер­чилля (и Великобритании) продолжать войну.

Алистер Хорн, «Смитсониан», Вашингтон

«За рубежом», 1986 г.