Добавить сайт в избранное
Документы рассекреченных британских архивов 1939 года дают новые доказательства трагических просчетов правительства Чемберлена и английской дипломатии непосредственно перед объявлением войны Германии и в годы после начала войны.
Разумеется, надо отметить, что закон 1967 года, разрешивший предать гласности тексты 30-летней давности, специально оговаривает право правительства производить отбор этих документов по своему усмотрению. Таким образом, рассекречены не все архивы, и ставшие достоянием гласности документы дают отнюдь не полную картину положения вещей. Тем не менее они представляют собой интересный источник для историков в том смысле, что иллюстрируют и подтверждают определенные уже известные черты политической обстановки периода, о котором идет речь.
Документы, относящиеся к шести месяцам, предшествовавшим началу военных действий, выявляют явную тенденциозность британских лидеров и поразительное незнание ими реального положения вещей. Так, министр иностранных дел лорд Галифакс, который на другой день после вступления гитлеровских войск в Прагу заявлял, что «никаких немедленных авантюр не ожидается», всячески подчеркивал опасения в отношении Советского Союза. «Если нам надо выбирать между Польшей и Советской Россией, — писал он 27 марта, — совершенно ясно, что Польша представляет бóльшую ценность».
Со своей стороны, Чемберлен заявлял, что «любое объединение с Россией уничтожит все шансы на создание прочного и единого фронта против германской агрессии…» В то же время министр обороны адмирал Чэтфилд отрицал военную мощь СССР. По его словам, Советский Союз представлял собой не более чем «среднюю державу в военном плане (…). В генштабе считают, — говорил он, — что его помощь будет значительной, но она не будет иметь большой ценности…»
Документы подтверждают и то, что в течение долгих недель бесплодных переговоров в Москве Чемберлен явно избрал тактику проволочек. На предложение русских заключить военный союз между Францией, Великобританией и Советским Союзом Чемберлен ответил: «Время для этого еще не созрело». В июне 1939 года он заявил, что, по его мнению, «русские не могут позволить себе прекратить переговоры».
В то время как Чемберлен требовал от своих министров воздерживаться от всяких личных нападок на Гитлера и Муссолини, лорд Галифакс отказывался ехать в Москву («Это было бы весьма затруднительно, вызвало бы серьезную задержку и было бы унизительным для нас») и даже послать туда представителя в ранге министра. «Было бы нежелательно, — добавлял он, — создавать впечатление, что мы идем на поводу у русских…» Наконец, когда руководитель направленной в Москву военной миссии адмирал Планкет передал ему просьбу русских, касавшуюся переброски в случае необходимости советских войск через Польшу и Румынию, министр иностранных дел заявил, что «не считает нужным отвечать на этот вопрос…».
Один из сотрудников Форин офиса, Уильям Стрэнг, направленный со специальной миссией в Москву, 20 июля так определил обстановку: «Тот факт, что мы создавали трудность за трудностью в вопросах, не казавшихся им существенными, породил впечатление, что мы не стремимся сколько-нибудь серьезно к соглашению». Но когда русские подписали пакт о ненападении с Германией, их решение застигло врасплох английское правительство и дипломатов, которые не были в курсе советско-германских переговоров. Английский посол в Москве Сидс 22 августа писал, что, по его мнению, «русские решились на это за день или за два».
Рассекреченные документы подтверждают и то, что в течение начавшейся «странной войны» союзники заботились лишь о том, чтобы не предпринимать никаких наступательных операций против Германии.
Чемберлен не требовал от американского правительства проверить информацию относительно бомбардировок мирного населения Польши германской авиацией. И это именно потому, что подтверждение подобных сообщений вызвало бы еще больший нажим со стороны английской и французской общественности, требовавшей нанести ответные удары по Германии. Генерал Гамелен, со своей стороны, настаивал на том, чтобы Англия воздерживалась от всяких воздушных налетов на Германию.
Наконец, документы проливают дополнительный свет на отношения между государствами и характеристики отдельных личностей. Так, поскольку в одном из разговоров Геринг упомянул, что был бы не прочь получить английские ордена, посол Англии в Германии Гендерсон счел нужным написать в Лондон: «Геринг не оставил мысли о приезде в Лондон, и вопрос о его награждении может иметь решающее значение. Об этом следует вспомнить в нужный момент…».
В многочисленных консультациях и посланиях обсуждался также и вопрос о том, не послать ли подарок Гитлеру по случаю его 50-летия. И хотя на это не решились, все же договорились о том, чтобы послать ему поздравление от имени короля.
Интенсивная переписка шла и в связи с визитом в Великобританию президента Франции Лебрена. Должна ли его карета остановиться у памятника жертвам Первой мировой войны? Нет, но кортеж должен проехать мимо памятника медленно, чтобы дать возможность президенту снять шляпу. Министр иностранных дел Франции в документе на сто страниц подчеркивал, что французы заботятся о знаках уважения своему президенту. Итак, мужчины кланяться не будут. А женщины? «Я не уверен, но, может быть, дамам надлежит сделать полуреверанс, может быть, намек на поклон?» Все это потому, как сказал английский министр, что французы не хотят, чтобы, когда президент и король будут стоять рядом, «проявилось различие в оказываемых им знаках внимания».
Что же касается английского министра иностранных дел, который в сентябре 1939 года должен был быть обременен множеством серьезных проблем, то он нашел время на то, чтобы разъяснять и оправдывать в беседах с французским послом введение налогов на французский коньяк и шампанское. Министр финансов подчеркивал, что был вынужден это сделать, добавив при этом несколько обнадеживающих слов: «Потребление шампанского не уменьшится, особенно если англо-французское сотрудничество обеспечит нам победу, к которой мы стремимся».
«Монд», Париж
«За рубежом», 1970 г.
