Усталые герои Джона Ле Карре

В отличие от многих авторов, пишущих о разведке, английский писатель Джон Ле Карре (советскому читателю он известен по опубликованному в «Иностранной литературе» роману «В одном немецком городке»)  хорошо знает заку­лисную кухню шпионских служб Запада. Он показывает разуверившихся дипломатов и циничных агентов, добивающихся сомнительных целей нечистоплотными средствами. И если автор далеко не всегда вскрывает подлинные при­чины моральной несостоятельности своих героев, то сам материал романов этого критически мыслящего художника подводит читателя к выводу: герои Ле Карре заведомо об­речены на катастрофу, ибо служат деградирующей системе капиталистического общества. Это явствует и из интервью писателя французскому еженедельнику.

— Почему вы занялись литературой о разведчиках?

— Для меня писатель — уже в некотором смысле развед­чик. В обоих случаях человек отстраняется от мира, одновременно являясь частью его. Вы смешаны с толпой, у которой добываете ин­формацию. Это ли не вторжение в частную жизнь? Разведчик этим похож на писателя. Он живет в толпе, не смешиваясь с ней. Это иллюзионист: он строит действи­тельность на основе обрывочных сведений о ней. Вот почему, ду­маю, давно уже решив стать пи­сателем, я стал в результате специалистом по разведке… Довольно рано, годам к тридцати, я почув­ствовал, что устал преподавать. В то время я был учителем немец­кого языка в привилегированной частной школе в Итоне. Мне каза­лось дурным, что людей с такого раннего возраста готовят к роли элиты. Что они одеваются и гово­рят иначе, чем остальные. Что они изолированы от мира, бразды правления которым им собирают­ся передать. Что им недостает чисто человеческого общения. Я, вы знаете, вовсе не принадле­жу к этой среде. Итон одновре­менно завораживал и унижал меня.

—  И, чтобы вырваться из этого замкнутого мира, вы пошли в дипломатию?

— Да, мне казалось, сле­дует попробовать на собственном опыте, что означает не нести ответственности. Знаете, это боль­шая роскошь — свободно мыс­лить.

— В дипломатии можно мыслить свободно?

— Вы никогда не пробовали свободно мыслить, утверждая в то же время обратное тому, что вы думаете? Приводить неотрази­мые доводы против ваших собст­венных взглядов? Именно этот опыт дала мне дипломатия. Я по­ступил в МИД вскоре после франко-английской интервенции в Суэце, в 56-м. Помните Суэц? Событие произвело на меня оше­ломляющее впечатление. Мне за­хотелось увидеть, как поведет себя аппарат власти в столь острой ситуации. Как будет распутывать­ся этот узел. Итон уже представ­лял собой первое звено в цепочке функционирования власти. В1956 году двенадцать членов британ­ского правительства были выпускниками Итонской школы.

— Вы писали как-то, что разведчик — левая рука государ­ства. Что это означает?

— Разведчики очень недо­верчивы. Сфера их деятельности — нелегальное, невозможное. У нас, на Западе, разведчик понимает, что отдан на заклание, он заранее знает свой грустный удел. Он осознал его, но тем не менее продолжает действовать.

— Ваши книги пронизаны чувством беспокойства. В чем конкретно оно заключается?

— Оно проистекает из тре­воги за наш мир. Люди ищут свое место в беспрестанно меняю­щемся мире. Со времени войны мы были свидетелями стольких изменений в политике, стольких противоречивых союзов. Именно это олицетворяет, на мой взгляд. Западная Германия. Грезы там всегда оторваны от действитель­ности. Настроение бесконечно ме­няется: антисемитизм, например, вылился в антикоммунизм. Анти­коммунизм аденауэровской эпохи уступил место европейскому национализму. А тот, в свою оче­редь, был принесен в жертву Ат­лантическому сообществу. Все продолжается. Все связано ты­сячами нитей с прошлым. Не остается места для принципов. Этот мир меня беспокоит.

— Он беспокоит также ваших героев. Лео Гартинг в «Не­мецком городке» — это вы?

— Лео Гартинг — из числа послевоенных идеалистов, из тех, кто верил, подобно многим из нас, что есть возможность построить новый мир на земле Германии.

— Вот почему действие почти всех ваших романов раз­вертывается в Германии?

— Еще и потому, что я по­лучил немецкое воспитание. Пос­ле войны я ходил в школу в Швейцарии, где изучал немецкий язык и литературу, а главным образом философию. Я проходил военную службу в Австрии и ок­купационных войсках в Западной Германии. Когда я поступил в МИД, то получил назначение в английское посольство в Бонн, а через два года стал британским консулом в Гамбурге. Там же че­рез полгода, после успеха своей первой книги «Шпион, который вернулся с холода», я подал в от­ставку.

— Города Западной Гер­мании в ваших книгах становят­ся подлинными участниками драмы. Что отличает их, на ваш взгляд, от остальных?

— В Западной Германии я постоянно чувствую себя в на­пряжении. Не в своей тарелке. Поэтому я выбрал ее в качестве «задника» для действия своих книг. И еще потому, что Запад­ная Германия воплощает для меня конфликт поколений. В Западной Германии не любят моих книг.

— Почему?

— Как раз потому, что они описывают Западную Германию. В интервью по западногерманско­му телевидению, говорят, я здорово шокировал зрителей, ска­зав: посмотрите статьи в ваших газетах. Не успеют в каком-то месте заволноваться студенты, едва где-нибудь объявят забастов­ку, непременно кто-то тут же вопрошает дрожащим голосом: «Не­ужели это начинается вновь, Нюрнберг и все остальное? Наша демократия в опасности!» При­зрак довлеет над жизнью ФРГ. Я просто облекаю его в форму, облачаю его в одежды, чтобы он стал видим всем. А вот этого-то и боятся западные немцы… Мы дали им свободу закупать у нас оружие при условии, что они им не воспользуются против нас. Для немцев это возмутительно.

— Беспокойство, тревога, разложение… Ваш мир путает. И ваши герои внушают страх. По­чему они такие усталые?

— Потому что они ясно ви­дят перспективу. В своем послед­нем романе я вывел три типа  окончательно разуверившихся лю­дей: Гартинг, Тэрнер и Брэдфилд. Брэдфилд — аристократ. Человек элиты, сделавший в жизни столь­ко уступок, что всякий свет в нем угас. Лео Гартинг — более беском­промиссный; он поставил предел уступкам, дальше которого он не пойдет. И между ними — Тэрнер, едкий безжалостный человек, признающий ошибочность своих поступков и ищущий, за что бы зацепиться. Разрывающийся меж­ду собственными чувствами и не­обходимостью идти на компромис­сы… Не от чего быть веселым.

— Вы рассказываете о вы­думанных разведчиках. А настоя­щие? Кто, по-вашему, самые выдающиеся разведчики XX столе­тия?

— Мне не хотелось бы рас­пределять призы. Думаю все же, что лучшим из разведчиков был Рихард Зорге, немец, действовав­ший до и во время войны в Япо­нии. Это был советский развед­чик, поразительная фигура. Он придумал себе «крышу», то есть персонаж, под которого работал и который был продолжением его собственной личности — коррес­пондента «Франкфуртер цайтунг». Чаще всего он действовал сам, а не через кого-то, обладал фено­менальной памятью. Ему приходилось постоянно скользить по краю пропасти, вербуя новых и новых помощников. А здесь, как в ухаживании за женщиной, на­стает момент, когда нужно выло­жить свои карты на стол. Нужно сказать малознакомому человеку: «Вот кто я есть, вот что вам над­лежит делать». Он беспрестанно завязывал все новые контакты, и ему удалось покрыть своей сетью чуть ли не всю Японию.

— Каким образом?

— Он вращался в япон­ской либерально-аристократической среде, разочарованной поли­тикой, пресыщенной жизнью. Кстати, аристократия вообще бла­годатная почва для разведчика. Рихард Зорге реально жил внутри своей «легенды». Ему удалось при­влечь к себе соотечественников из германского посольства в То­кио, что открыло ему доступ к досье. В общем, это была энер­гичная личность, действовавшая в заторможенной среде. Добавьте к этому изумительную память и глубокие политические знания. То есть все то, что отсутствовало у присланных в Японию нацист­ских чиновников. Он начал вы­полнять посольскую работу. Со­ветники охотно пользовались ус­лугами журналиста для составле­ния своих отчетов. Он же первым читал документы, присылаемые германским МИДом в Токио. До­вольно рано, надо полагать, он раскрыл немецкий дипломатиче­ский код, поскольку читал доку­менты в зашифрованном виде и «клером» (то есть после расшиф­ровки).

— Вы называли различные мотивы, движущие разведчиками: идеология, психология, голая тех­ника. Ваши герои не имеют с этим ничего общего. Почему?

— Для меня мир развед­ки — это продолжение мира, в котором я живу. Вот почему я населил его собственными пер­сонажами. В конце концов я романист. Я выдумываю. Я расска­зываю истории. Моих героев не оставляет чувство, что они всту­пили в лабиринт, из которого для них не будет выхода. Разведчику присущ вкус к дра­матическим ситуациям. В его практике всегда бывает момент, когда все выходы закрыты и нуж­но пойти на риск, зачастую остав­ляющий мало шансов на успех. Я сам почувствовал это, будучи на дипломатической службе…

«Экспресс», Париж
«За рубежом», 1970 г.