Хорошие иммигранты

В Брюсселе их даже несколько, только называются они марокканскими (кроме арабов среди местных жителей есть и берберы). Самый большой, самый старый и самый злачный — Моленбек — находится в паре сотен метров от центра, по другую сторону канала. Именно там нам и довелось провести целый год. 

После двух лет безуспешных поисков квартиры мы поняли, что чем-то в нашем длинном списке критериев нужно поступиться. И решили закрыть глаза на «симпатичный зеленый район». Всем остальным требованиям – дешево, недалеко от центра, рядом с метро — найденная в Моленбеке квартира удовлетворяла. А главное, это был гигантский лофт в бывшей пивоварне. Друзья не разделяли нашего оптимизма. «Да вы с ума сошли! – говорили они. – Вы понимаете, что не сможете выходить вечером из дома? Юля, ты готова носить круглый год джинсы и длинные рукава?» Когда мы спрашивали, откуда такие сведения, выяснялось, что в Моленбеке они сами никогда не были, но слышали от знакомых (а те, в свою очередь, от других знакомых), что есть люди, которых там оскорбили, ограбили, а то и чего похуже. О национальности при этом речи не шло. Наши друзья снобы, но не расисты (как и большинство европейцев), и марокканский квартал им не нравится, как не понравился бы любой другой квартал с плохой репутацией.

То, что квартал живет по своим законам, мы поняли уже в день переезда. Ровно под нашим окном, игнорируя заказанную нами табличку «не парковаться», стояла машина. После пяти минут призывных гудков из соседнего дома вышел марокканец с ключами и переставил ее подальше. Оказалось, что машина не его, а соседа, которого нет дома, но он сходил к его жене, и та дала ему ключи. Если бы дело происходило в бельгийском квартале Брюсселя, нам пришлось бы вызывать полицию и ждать эвакуатора!

Другое преимущество квартала выяснилось буквально на следующий день. У нас в квартире не было интернета, и я отправилась на поиски интернет-кафе. В приличных районах их почти нет, так же как и кафе с бесплатным WiFi – кому они нужны, если у всех интернет дома? Но нашим соседям-иммигрантам, видимо, домашний интернет не по карману, и таких кафе в районе оказалось множество. Ближайшее держал красавец Карим. Сам он давно переехал в загородный дом и в Моленбеке на своем Porsche Cayenne показывался редко – кафе занимались его братья. Большинство жителей квартала безработные, и кафе было забито с утра до вечера: молодежь играла в сетевые игры, взрослые заходили позвонить по Skype родным. Женщины были здесь большой редкостью, поэтому на меня смотрели с интересом, но молча. Когда выяснилось, что проблема с интернетом затягивается, младший брат, Ахмед, выдал мне пароль от WiFi, чтобы я могла использовать свой ноутбук, и почти перестал брать деньги. При цене два евро в час я платила один-два евро за полдня работы. Но самое главное — кафе было открыто до часу ночи, и мы с мужем завели привычку заходить туда проверить почту после ужина.

Как выяснилось, у марокканцев вообще нет проблем с трудовым кодексом, как нет и самого кодекса. Местные лавки были открыты допоздна и в воскресенье (что для бельгийских магазинов – нонсенс), зато закрывались в дни религиозных праздников. Некоторые особо верующие молились на рабочем месте или закрывали магазины на время пятничной молитвы – к таким я не ходила, потому что они к тому же и смотрели недобро. Остальные лавочники обнаружили во мне благодарного слушателя, совершенно не сведущего ни в кулинарии, ни в мусульманстве, и, взвешивая репу и картошку, просвещали меня и в том, и в другом. Религия соседей заметно отразилась на нашем рационе: мы почти перестали есть ветчину и паштеты, зато полюбили ягненка, арабские специи и чай со свежей мятой. За европейской едой и алкоголем приходилось выбираться за пределы квартала. Иного, кроме гастрономического, влияния на нашу жизнь мусульманство не оказывало: муэдзины в Европе запрещены, молитвы проходят в секретных ангарах и гаражах, забивание баранов и прочие действа — там же. А не обращать внимания на женщин в черных паранджах и мужчин в белых балахонах нам ума хватало. Надо признаться, я даже полюбила эти пятничные нарядные толпы одетых в национальную одежду и пахнущих мылом людей.

Лавок у нас было много, зато ресторанов не было совсем. Марокканцы питаются дома или в «снеках», которые тут на каждом углу. Наш назывался «4 сезона» и принадлежал немолодой семейной паре. Заводить с ними знакомство мы не собирались, так как стараемся избегать фаст-фуда, будь он арабский или бельгийский. Однако через несколько дней после нашего переезда хозяин выскочил из кафе со словами: «Вы уже пять дней как переехали, мимо ходите, а не знакомитесь! Нехорошо!» С этого момента мы стали друзьями. В Марокко Халед был преподавателем в университете, но в Бельгии, куда его семья эмигрировала двадцать лет назад, нашел себя в приготовлении шаурмы. Он быстро понял, что мы не клиенты, и зазывал нас просто попить мятного чая. На стене у него висела большая фотография родного города, и он рассказывал нам, как прекрасен Марокко и его жители.

Мой муж думает, что именно дружба с Халедом обеспечила нам безбедное существование в квартале. А может, все дело в том, что к замужним женщинам мусульмане проявляют больше уважения. К тому же мы ведь были не пришлые, а их соседи. Так или иначе, за год жизни у нас не было ни одной проблемы, если не считать ребенка, который крикнул мне вдогонку шутку про свиней и сам очень долго потом смеялся.

Cудя по тому, что нам никто не верит, мы – уникумы. А мне кажется, дело в том, что мы приехали сюда без предубеждения, с уважением к местным традициям, и постарались взять от нашего окружения все хорошее, что оно могло дать. Неправильно хвастаться, но мы были хорошими иммигрантами.