Добавить сайт в избранное
У каждого поколения — своя группа изгоев. Однако, не часто случается, что перспектива стать изгоем распространяется на целое поколение. И тем не менее, именно это может случиться сейчас в Европе.
После нескольких десятилетий роста ожиданий сегодняшние новоприбывшие во взрослую жизнь сталкиваются с падением ожиданий — причем, слишком крутым и резким, чтобы можно было расчитывать на мягкое и безопасное снижение. Если раньше в конце тоннеля, через который проходили их предшественники, был яркий свет, то теперь этот длинный и темный тоннель ведет к мерцающим, быстро затухающим огонькам, тщетно старающимся пронзить мглу. С перспективами долгосрочной безработицы и длительным периодом «фиговых работ», сильно не дотягивающих до их квалификации и ожиданий, это — первое послевоенное поколение, которому грозит перспектива социального нисхождения.
Молодое поколение, которое сейчас выходит на так называемый «рынок труда», готовили и затачивали верить в то, что цель их жизни — выстрелить дальше и оставить позади успешные истории из родителей, и что такая цель — полностью в рамках их возможностей. Сколько бы ни достигли их родители, им удастся больше. Ничто не готовило их к прибытию в жесткий, непривлекательный и негостеприимный новый мир понижения результатов, обесценивания стоимости, непостоянства работы и упрямства безработицы, быстротечности перспектив и долговременности поражений, мертворожденных проектов и подавленных надежд и шансов, скорее бросающихся в глаза своим отсутствием. Чем выше они глядели, тем более разочарованными и попранными они себя ощутят.
Последние несколько десятилетий были временами свободного расширения всех видов высшего образования и непреодолимым ростом размера стутенческого контингента. Университетская степень обещала отличную работу, процветание и славу: постоянно растущий объем зарплат сочетался с постоянно расширяющимися рядами обладателей дипломов. Этому искушению невозможно было противиться. Теперь, однако, массы очарованных гуртом оборачиваются в толпы фрустрированных.
Высококлассные дипломы высококлассных университетов в течение многих лет были лучшей инвестицией, которую любящие родители могли сделать в будущее своих детей. Или, по крайней мере, так считалось. Теперь эта уверенность поколеблена. Рынок труда для людей с высшим образованием на настоящий момент сокращается -быстрее даже, чем рынок для тех, у кого нет университетской степени. Сегодня двери закрываются не только прямо перед лицом тех, кто не может совершить должных усилий и пойти на должные жертвы; те, кто делают все, что они полагали нужным для успеха, оказываются практически в таком же неприятном положении.
Социальное продвижение при помощи образования, которое во имя меритократии рисовали в ярких тонах, служило в течение многих десятилетий фиговым листком для обнаженного неравенства человеческих условий и перспектив: пока академические достижения коррелировали с щедрым социальным вознаграждением, те, кому не удавалось вскарабкаться по социальной лестнице, могли винить лишь себя — и лишь на себя возлагать злобу и гнев.
Шок нового и стремительно усиливающегося феномена безработицы образованных, разбивающий меритократическую мечту, ударяет не только по рьяно карабкающемуся меньшинству, но и по более широкой категории людей, которые ранее уже отстрадали свой непривлекательный жребий. Тяжело сказать, удар по какой из этих категорий причинит больше социальной смуты, но вместе они представляют собой взывоопасную смесь. Читая мрачное предупредление Уильяма Коэна (William Cohan) в The New York Times от 16 марта 2011, можно представить, как те, кто располагается на верхушке нашего общества, начинают нервничать: «Урок, который следует извлечь из недавних восстаний на Ближнем Востоке, в особенности в Египте, заключается в том, что многострадальная группа образованных, но неудачно трудоустроенных людей может стать катализатором давно необходимых социальных перемен».
Политолог Луи Шовель (Louis Chauvel) в статье, опубликованной в Le Monde, отметил «ярость, и даже ненависть» даже среди бунтовавших французских выпускников в 2010 году. Он задавался вопросом, как много времени понадобится на то, чтобы озлобленность французского контингента детей поколения бэби-бум, разъяренных угрозой их пенсиям, слилась со злобой класса 2010 года, которым отказали в праве на зарабатывание своих пенсий. Слилась во что, следует спросить? В новый рывок драчливости экстремистов-маргиналов, замыкающих в кольцо все более подавленных и удрученных представителей среднего класса, страдающего от неуверенности в собственном будущем? Или во внепоколенческое согласие с тем, что наш мир, отличающийся тем, что использует двойственность в качестве средства для выживания и живьем хоронит надежды, больше не может существовать в таком виде и нуждается в (уже преступно отсроченном) обновлении?
Зигмунт Бауман
Перевод: ИноСМИ
