Чужие среди чужих

Чужие среди чужих

14.01.2015 19:18
3355
0
ПОДЕЛИТЬСЯ

Валерий Кувент хочет вернуться на родину. Когда он и его семья два года назад покинули Советский Союз, они думали, что попадут в рай, а вместо этого оказались в аду.

Судьба Кувента и его семьи типична для большинства евреев – беженцев из Советского Союза. После прибытия в Израиль, а затем переезда в США они живут в условиях необеспеченности, боязни и ужаса.

Стоит им заявить о своем желании вернуться на родину, их избивают молодчики из ультраправых организаций, а ФБР и эмиграционное управление начинают преследование. В квартиру Кувента вломились и похитили бумаги. Их бакалейную лавку разграбили, так что им пришлось жить на случайные подачки.

Семья Кувента вместе с другими евреями из Советского Союза в Нью-Йорке вступила в «комитет за возвращение». Комитет поддерживает контакты почти с одной тысячей евреев в Нью-Йорке, которые хотят вернуться на родину в Советский Союз.

Когда мы сидели и разговаривали в квартире Кувента в Брайтон-Бич (Бруклин), пришли другие беженцы. Некоторых интересовали анкеты, которые необходимо заполнить для обращения за разрешением вернуться в Советский Союз. Другие пришли просто провести время, поскольку, как они говорят, они чувствуют себя невероятно одиноко. Большинство из них сразу включились в нашу беседу. Каждый хотел рассказать о том, что он пережил с момента отъезда из Советского Союза.

Мы собрались за столом в скудно обставленной комнате Кувента.

Валерий Кувент рассказал: «Я покинул Россию после того, как получил от двоюродного брата моего отца письмо, в котором он писал, что мой отец жив и находится в Израиле. Я не верил, что он жив, но надеялся. Во всяком случае сионисты готовы были выложить кучу денег, чтобы я приехал в Израиль. Когда приехал в Израиль, я убедился в том, что меня одурачили. Я был возмущен и пошел в финское консульство заявить о совеем намерении вернуться на родину. После того, как израильские власти узнали о моем визите в финское консульства, мне прислали приглашение встретиться с Голдой Меир».

Кувент взял из кипы бумаг на столе приглашение и показал его нам. Он вытащил также личное письмо, написанное на официальном бланке и подписанное Голдой Меир.

Я спросил Кувента, почему он получил такое персональное приглашение. Он ответил:

«Я из Нальчика. Близ Нальчика живет еврейская община, настроенная антисионистски. Сионисты просили меня написать письма друзьям и рекомендовать им приехать в Израиль. Я отказался и потребовал, чтобы мне самому дали возможность вернуться на родину. Вначале мне сказали, что, если я им помогу, «мне может очень посчастливиться». Но когда я отказался писать письма, мне сообщили, что возвращение в Советский Союз исключено, и предложили либо оставаться в Израиле, либо уехать в другую капиталистическую страну – Канаду, Италию или США,- но не на родину. Я настаивал на возвращении  в Советский Союз, но меня арестовали. В конечном счете мне все же разрешили покинуть Израиль, и я приехал в Нью-Йорк».

Кувент обратил мое внимание на скудную мебель его жилища, на кровать, где, прижавшись друг к другу, лежали дети.

Он показал мне фотографию еврейского музыкального ансамбля в его родном районе.

«В России я был руководителем этого ансамбля,- вздохнул он.- Здесь я только пытаюсь выжить. С тех пор, как я здесь, я живу в страхе. Неделями мы держим окна закрытыми и спим на полу потому, что боимся нападений сионистов».

Почему, спросил я Кувента, он так напуган.

«Я дал интервью корреспонденту советской газеты «Известия»,- ответил он. –После того, как интервью было опубликовано, ко мне явилась дюжина молодчиков. Они поджидали меня у дверей моей квартиры в Кроун-Хейтсе. С криками: «А ну, лезь в свою берлогу, коммунист!»- они начали бить меня, пока я не упал на пол весь в крови. Один мой друг, преподаватель физики, который тоже, как я, покинул Россию, пришел на помощь мне». Кувент назвал фамилию преподавателя, но попросил не упоминать ее в статье. «Его тоже избили, хотя ему 68 лет. Они выбили ему два зуба. Он тоже напуган».

Кувент далее рассказал, что после этого случая к нему в дом в сопровождении полицейского пришли два чиновника. Один представился сотрудником ФБР, а второй- сотрудником эмиграционного управления. Они потребовали у него паспорт и другие документы, а затем сказали, чтобы Кувент явился на Уэст-стрит,20.

«Когда я пришел туда,- рассказывает Кувент,- они повели меня на девятый этаж, где допрашивали с 10 часов утра до 3 часов дня. Им была известна вся моя жизнь».

Истории остальных евреев из Советского Союза аналогичны. Одна женщина, которая просила не называть ее фамилии, не могла справиться с волнением:

«Я уехала потому, что поверила пропаганде. Я думала, что помогу еврейскому народу в Израиле. Но была обманута… Больше всего я переживаю за своих двоих детей,- продолжала она, указав на свою дочь и сына- подростков. – Иногда у меня такое чувство, что я сама себя казню. Моя дочь спрашивает меня: «Что ты со мною сделала?» Я лишила их родины. Зачем? Здесь, если заболеешь, без денег не можешь даже обратиться к врачу».

Когда я ее спросил, думает ли она, что когда-нибудь вернется на родину, она ответила с большим волнением:

«Мы этого не заслуживаем, но я надеюсь, что настанет день, когда мы вернемся на родину».

Затем ее муж добавил:

«Когда мы прибыли в Израиль, власти хотели, чтобы я и мой сын вступили в армию. Мы не хотели воевать и спустя десять недель уехали в Мюнхен. Мою жену и дочь израильские власти держали как заложников. Мне пришлось ждать семь месяцев в Мюнхене. Я должен был также заполнить бумаги, в которых клятвенно заверял, что моя дочь – это действительно моя дочь».

19-летний Конни Марс рассказал: «Мне все кажется чужим. Я работаю на одном заводе в юго-восточном районе Манхэттена. Там не профсоюза. Я боюсь сообщить вам даже его название или что-нибудь еще: меня могут уволить. Я не могу жить в условиях капитализма. Мои родители тоже хотят вернуться».

Михаил Горчуский, крепкий на вид, седой мужчина, с горечью говорил: «Там я был водителем такси, здесь я безработный».

Присутствовавшая при разговоре женщина добавила: «На родине есть врачи, к которым можно обратиться, когда ты болен; дети имеют возможность бесплатно учиться; когда что-то не так, люди помогают. А здесь думают только о деньгах».

Конни Марс согласился с этим.

«Стать другим невозможно,- заявил он. –Человек, родившийся при социализме,  не может жить ни в каком капиталистическом государстве. Это невозможно».

Собеседники кивнули в знак согласия.

Мать Валерия Кувента сидела молча на протяжении почти всего разговора. Потом она показала на детей на кровати и сказала:

«Эти дети не ходят в школу. Я не хочу, чтобы они ходили в школу. Учу их сама. Я не хочу, чтобы их учили думать только о деньгах».

Ефим Тепер тоже сказал, что он поехал в Израиль, поверив пропаганде о том, что там «рай». Но когда он прибыл туда, то убедился в лживости сионистской пропаганды. Он заявил израильским властям, что не хочет сражаться ради капитализма. За это на него надели наручники и посадили за решетку. Через два месяца он уехал в Италию. Прежде чем он смог уехать, израильтяне заставили его заплатить 800 лир.

«Я уехал, имея единственную рубашку, что была на мне»,- сказал он.

«УОРЛД МЭГЭЗИН», Нью-Йорк, Майкл Загорелл
  
За рубежом, 1975, №35